по поводу прошлой ночи… – он громко стонет и трёт лицо обеими руками. – Подожди, не перебивай. Все так и было, как я говорю!
– Моника, слушай, я не знаю, для чего ты вообще придумала все это. Я готов закрыть глаза на то, что ты кричала на весь офис небылицы. Может, это повышает твоё эго или, не знаю, что. Но у нас никогда ничего не было и не будет! Никогда, – убеждённо говорит Дуг.
– Но это уже произошло! Ты просто не помнишь! Ты был пьяный, – он скептически приподнимает брови. – Я знаю, что ты не пьёшь! По крайней мере уже пару лет… Но вчера ты был таковым.
Он собирается перебить меня, но я встаю и иду ближе к нему. Беру его за руку и удерживаю, становлюсь на колени перед ним. Я обожаю моего друга Бойда, который всегда выслушает…
– Ничего не говори. Я, правда, рада, что так все произошло. Ты пришёл излить душу, и все получилось. Но ты не должен был уходить, – убеждаю его.
– Слушай, хорошо, тогда, может, у тебя есть свидетели, как я стучался, или то, что я пил? Ну, хоть какие-нибудь следы моего пребывания? – его смех разрывает мою душу. – Я, правда, думаю, ты немного чокнутая. Я люблю тебя, видит Бог, ты моя подруга. Человек, который был со мной, когда мне было тяжело. Ты меня поддержала. Но читай по губам, если не слышишь, – он выделяет слова: – У нас никогда не будет: Секса. Любви. Отношений. А теперь встань, пожалуйста, из неудобной для одного из нас позы, и я расскажу тебе, почему я сейчас не кричу на тебя. И не злюсь.
Он невыносим, закатываю глаза и поднимаюсь на ноги с его помощью. Сажусь назад в кресло и обдумываю слова, пока он готовит свою суперновость для меня. Мне, как ни странно, не обидны его слова, он просто упрямый. Если хорошенько присмотреться, между нами пылает страсть, невидимая для глаз, но вполне осязаемая. Возможно… Конечно, с Гейбом все иначе…
– Я обедал с Лиззи, – я замираю на месте, мой ботокс, по-моему, лопнул только что, исказив моё лицо.
– Что? – еле волоку языком. – С какой Лиззи?
Моё тело машинально наклонилось вперёд, так, что кресло накренилось, ещё немного, и меня прихлопнуло бы им. Толчок ноги, и я в исходной позе.
– С нашей Лиззи. Она позвонила мне во время твоей истерики с выдумкой. Пригласила пообедать. В общем, сначала я немного волновался, мы не были вместе три года. И все это время мне было больно. Встреча с ней – это как содрать пластырь с раны. Но ведь он уже был какое-то время. Так вот, когда я его содрал при встрече с ней, оказалось, что рана больше не кровоточит, – он счастливо улыбается и качает головой в неверии. – След остался навсегда, и об этом не забыть. Но я рад, что с ней все хорошо, и омрачало только то, что её нет рядом, как человека.
– Мы сейчас говорим о болячках на твоём теле или разводе? Ты какие-то метафоры неправильные приводишь! – возмущаюсь я. – Я бы назвала ваш развод фурункулом, он был вонючий и гнилой, лопнул в самый паршивый момент. И не было у тебя пластыря. Была я.
Устало подпирает свою голову рукой в районе виска и раскачивается в кресле.
– Я не воспринимал это так. Когда я сказал «кровоточащая рана», значит, так и есть. Свои метафоры будешь себе говорить.