на красноармейцев в девяностые, они все равно оставались символом мужества и храбрости. И таран наглого фашиста в это мироощущение вписывался идеально. Переводчик, видимо, думал так же, поскольку стоял рядом с патроном совсем недолго, сиганув в кусты не хуже чемпиона по бегу. А немец стоял. И броневик, скрежетнув допотопными тормозами, замер, не доехав до него метра полтора, не более.
Пока офицер через подоспевшего, выглядящего помятым, но ни разу не сконфуженным переводчика объяснял вылезшему из броневика водителю, что надо делать, Сергей переосмысливал свои знания. Похоже, не так много они весили – реальность оказалась грубее и куда безысходнее, чем выглядела изначально. И вообще, много ли правды было в тех обрывках знаний, что задержались в уголках памяти, оставалось только гадать. Впрочем, развить мысль и окончательно погрузиться в омут комплекса неполноценности Сергей не успел – начался второй акт марлезонского балета.
На этот раз броневик не пытался демонстрировать чудеса на виражах, а тупо пер на небольшой скорости. И все равно с первого выстрела танк не попал. Видимо, с прицелами у них было далеко не все так здорово, как любили расписывать диванные знатоки тевтонского гения. Зато следующий…
Как водитель сумел почувствовать, что сейчас в него попадут, и, распахнув дверь, выпрыгнуть из броневика, так и осталось для Сергея тайной. А в следующий момент борт машины брызнул искрами, как от электросварки. Двигатель ее заглох почти сразу, прокатившись по инерции еще несколько метров, броневик уткнулся в кочку и замер, чуть накренившись. А потом загорелся, не так, как в кино, а куда медленнее, но все равно ярко. Судя по тому, как побежали в сторону язычки жидкого огня, снаряд пропорол бензобак.
– Гут, гут, – офицер шел к медленно поднимающемуся отряхивающему комбинезон водителю и неторопливо, демонстративно хлопал в ладоши. – Гут.
Что он говорил дальше, Сергей не слышал, их отогнали немного в сторону, чтобы в очередной раз немного передвинуть декорации. Однако, судя по тому, что водитель к их компании вернулся с буханкой хлеба под мышкой, им остались довольны. Ну а потом шоу продолжилось.
Человек пять загнали в Т-28. Лезть в изрядно покалеченный стальной гроб народ совершенно не жаждал, однако приклады винтовок и тяжелые сапоги, которыми немцы очень ловко поддавали отобранным персонажам под ребра, живо продемонстрировали всем, кто тут самый главный папа. В считанные минуты эрзац-танкистов упаковали в бронированный гроб, после чего шустро облили бензином и подожгли.
Горел танк красиво и впечатляюще, куда там броневикам. Люди из него выскочили как ошпаренные. Точнее, как поджаренные – тот, который вылез последним, покатился по траве, сбивая пламя с одежды, но безуспешно. Видать, на нее тоже попало бензина. Вопли его слышны были издали. Потом коротко хлопнула винтовка, и крики разом оборвались, только осталось возле танка вяло чадящее тело, больше всего похожее на груду тряпья. Остальные разом остановились, задрав руки вверх… А потом грохнуло!
Очевидно,