его народа под владычеством Королевы вдруг затопили его сознание, точно наводнение, прогнав другие мысли. Какое значение имели его верования и намерения? Все существование Вийеки зависело от разума за этой сияющей невозмутимой маской из серебра; его жизнь целиком и полностью принадлежала ей. И разве могло быть иначе?
И все же он не мог не отметить, что Мать всего сущего казалась удивительно маленькой на огромной кровати со сферическим балдахином с изумительным орнаментом из бересклета. Несмотря на огромные размеры, балдахин был изящным, точно ювелирное украшение, и столь же дерзко красив, как кольцо льда вокруг луны. После незаметного изучения Вийеки понял, что он должен походить на пористую оболочку вокруг плода бересклета. А потом сообразил, что такая форма возвещает, что сама Королева – это кей-ин, священное семя бересклета, из которого произросло все остальное – начало народа хикеда’я, а также источник всех даров расы. Стоит ли удивляться, что именно здесь Королева устраивала аудиенции для своих слуг.
Семя всеобщего роста, нестареющая Королева откинулась на подушки в центре постели, нижнюю часть ее тела закрывали одеяла. Как всегда, Утук’ку была одета в траур – платье и перчатки, и плащ с капюшоном ледяного белого цвета, – но глаза, смотревшие на него сквозь отверстия в сияющей маске, были темными, словно пустота между звездами.
Она смотрела на него, внезапно понял Вийеки – и он смотрел на Мать Народа. Вийеки пришел в ужас от такой случайной наглости и вновь прижался лбом к плитам пола.
– Я приношу Саду тысячу благодарностей каждый день за то, что он вернул нам вас, ваше величество.
Богомол цвета слоновой кости в клетке на столике у постели Королевы повернул голову, отреагировав на резкое движение Вийеки, а потом снова принялся чистить лапки. Тишина длилась и длилась. Наконец он поднял голову, подавив желание продолжить восхваления и благодарности, потому что это свидетельствовало бы о слабости или вине, а их не следовало выказывать в присутствии Королевы. Наконец Утук’ку кивнула, едва заметное движение головы – первое, которое Вийеки заметил с тех пор, как вошел в покои Королевы. Слова, которые последовали за кивком, произнес не ее рот, они ворвались в его сознание, точно расплавленный металл, пролитый в уши, резкие, шокирующие и несущие боль.
– Когда ты достаточно долго движешься по пустошам сна, – сказала Королева, – ты узнаешь, что звезды – это глаза.
Вийеки не понял, что означают ее слова.
– Да, о Мать всего сущего.
– Королева все еще не полностью пришла в себя после долгого сна, магистр Вийеки. – В резком голосе Ахенаби прозвучало скорее веселье, чем что-то другое, но, как и всегда со Старейшими, будь то Королева, Лорд Песни или кто-то из постоянно уменьшающегося числа тех, кто раньше других вышел из Сада, было невозможно угадать, что скрывали маски, которые они носили.
В то время как черты лица Королевы навсегда скрыло гладкое серебро, Ахенаби прятал лицо за сморщенной, почти прозрачной бледной кожей,