Уля, – только работать! Алена тогда выручала мать – ловкая такая, сноровистая. Я сама запрягать только годам к семнадцати научилась. А она – уже в десять справлялась! И младшую сестренку пасла, как глупую козочку, и хату в порядке держала. По правде скажу тебе, внучок, что была она всегда моей любимицей.
А когда баба Уля рассказывала о приходе войны, Борис представлял, как вдруг небо потеряло свой цвет, трава высохла, листья с деревьев облетели, а люди и обстоятельства изменили свою сущность. Также изменилась жизнь Дарьи, а добрые кони вдруг обратились в упрямых тяжелых быков, которых не обуздать и не понять, не полюбить, не усмирить и не смириться самой с такой тяжелой переменой. Баба Уля, сама любившая лошадей, до самых своих последних дней помнила боль, с которой отправляла лучших коней – на войну, а тех, кто не годился на фронт – на бойню. И тех, и других – на смерть! И многие лошади так и остались в ее памяти, понуро уходящими из ее жизни в страшное никуда…
Борис не мог осмыслить, а баба Уля не захотела поселять в умную головку внучка весь тот ужас, что пришел вместе с быками в военные годы. Но что-то осталось в его подсознании и спустя много лет отобразилось в стихотворениях, в те годы, когда он пытался реализовать свои уже взрослые амбиции в роли провинциального поэта. Те стихи – с быками и ясным ощущением беды, войны, смерти – были лучшими из всего, что он создал. В ряд к ним можно было бы поставить только два поэтических портрета матери, созданных по детским воспоминаниям. Все остальное – деревенская лирика, модные в те времена духовные стихотворения – выходили у него слащавыми и претенциозными.
Однажды зимой, когда на улице вовсю гуляла метель, Боря приболел, не пошел в школу, а шмыгнул на печь, свернулся уютно калачиком под валявшимся там древним дедовым тулупом и задремал. Разбудил его голос матери, звучавший совершенно непривычно – низко и тихо. Борька высунулся незаметно из тулупа и увидел, что мать говорит с его сестрой Зинулей, а на столе разложен белый отрез тонкой ткани. Борис знал, что Зинуля собирается замуж и, получалось, мать с сестрой колдовали над платьем невесты. Тогда впервые он и услышал историю об Андрее, парне, пришедшем с Гражданской войны без ноги и ставшим председателем их колхоза. Его убили свои же сельчане после того, как он отправил собранный урожай в город, чтобы накормить голодающих солдат и рабочих. Каждому двору было позволено оставить по два мешка зерна и по десять ведер картошки на всю зиму.
Этот Андрей стал первой любовью Дарьи.
– Да я ж тогда еще дитём была, – улыбалась она. – А вот Андрей в сравнении со мной – уже взрослым, хоть и было ему всего двадцать лет. Раньше-то он уже был с женщинами, но теперь стеснялся нормальной бабы, а я, шмакодявка! Передо мной ему так стыдно не было. Почему стыдно? Так из-за ампутации… Да кто б на нее посмотрел в то время! Наши, деревенские, заглядывались на него и без ноги. Мало того что дефицит мужиков у нас тогда остро ощущался, так Андрюша еще и красивый был. Такое лицо открытое, светлое, хорошее,