кошка. Из года в год мне приходилось идти домой одной и той же, порядком надоевшей дорогой по Новосёловке. Мимо тебя проносятся машины – поток вниз. И вдруг прямо в него ныряет кошка. Но тут же возвращается назад. Ещё попытка. И вновь назад. Как назло, машин тьма, не проскочить. Люди останавливаются, кричат на неё, машины сигналят, та ложится на бордюр и через минуту, не смотря на дорогу, как будто под гипнозом, вновь летит под колёса. Её задевают, она летит в сторону, переворачивается и вновь попадает под машину. Изранена, но упрямство берёт верх. Смерть пришла к ней под третьей машиной. Мне стало больно и придя домой, обращаясь к иконам, спрашиваю Спасителя, за что он так наказал несчастное животное. «Трижды запретил ей идти туда. За это и наказал её смертью».
Шмель и тюльпан. Шла вторая седмица Пасхи. Были тихие, солнечные, но удивительно холодные вечера. Поёживаясь, выбежал из храма. Всё купалось в лучах заходящего солнца. Вдруг перед глазами зажужжал не весть откуда взявшийся шмель. Он кружил возле меня, ему некуда было деться – впереди ледяная, до заморозков, ночь. «Негде бедному заночевать», – зацепился глазами за одинокого чёрно-жёлтого красавца. А тот, сердито жужжа, всё кружил возле меня, клумб, пока один из тюльпанов не качнулся, как бы приглашая скитальца. Мгновение, и шмель перестал сердиться.
Заглянул внутрь тюльпана, а он лёг и сжался в комочек. Тюльпан словно ждал этого – стал быстро закрываться в бутон. Не прошло и минуты, как тюльпан закрылся полностью, дав такой комфортный приют до утра. И кому? Какому-то шмелю. Вот вам и милость Божья. А я, ошарашенный увиденным, побежал домой всё той же дорогой, где перед этим кошка нашла себе смерть за непослушание.
Собачье прощение. Это была единственная собака на Новосёловке, которая рвалась с привязи, как только я равнялся с её владениями. Лай поднимала и утром и вечером. Мол, нечего тебе тут шлёпать. Что самое интересное, она ни на кого днём не лаяла. Только моя персона попала в список заклятых врагов.
Шли годы, а лая меньше не становилось. В одно из прощённых воскресений, когда на вечерней служится короткий чин прощения, я, идя возле того дома, подумал: «Хоть бы сегодня эта овчарка не бесилась»! Диво дивное, пёс смирно лежал напротив решётки и, как ни в чём не бывало, поглядывал на меня. Я остановился.
– Ты почему не гавкаешь на меня? – спросил я псину.
– Прости, бес мучает и заставляет лаять на тебя, – мысль из глаз пса буквально обожгла меня.
В одно мгновение кто-то неведомый мне как бы перенёс меня в череп животного. Как пусто, холодно оказалось там, в том черепе собачьем. Длилось это состояние буквально мгновение. Но какое!
Ужас червей. В 1994 году в Колобово, где я жил, церкви не было. На Пасху ездил в Шую, Воскресенский кафедральный собор. Возвращался ранним утром, везя с собой освящённые куличи и яйца. Идя по пустынной в этот час дороге, вдруг оторопело остановился. Мимо меня неслись, извиваясь от дикого