совсем наоборот: картина вызывала у меня лишь живой, детский интерес. Но никогда ещё я не лицезрела ничего подобного так близко. И так детально. К слову, сейчас, и это довольно жутко, когда я восстанавливаю данную цепочку событий в памяти, ко мне в голову закрадываются также и кое-какие не иначе как чисто убийственные ассоциации. Убийственные… Ну да, а какие ещё?
Миссис МакКоннор привычным жестом положила курицу на стол и, чуть не присвистывая, потянулась за большим, мясницким (как бы сказала мама, людоедским) ножом. Затем занесла руку – и пронзительный, сорвавшийся на высокой ноте крик, разрезав вечерний студёный воздух, больно ворвался в мои уши и, казалось, едва не сделал дыру в барабанной перепонке. Когда я увидела, как по клеёнке побежала струйка багряной жижи, а тело с головой, болтающейся на ниточке, как у марионетки, забилось в конвульсиях и постаралось подняться на ноги, мне стало сложно дышать. Диафрагма точно оказалась плотно сжата, как тогда, на рынке. Я не могла пошевелить даже пальцем. Опять голова; и опять она сплошными, отвратительно-тяжёлыми мазками разукрашена в горячий и яркий до рези в глазах бордовый цвет…
А между тем птице удалось привстать, и на ослабевших ногах, которые то и дело грозились свалить тело набок, она сделала пару неуверенных шагов в нашу сторону. Мои ресницы неконтролируемо взметнулись ввысь, а веки задрожали. Не было страшно, не было подкатывающей к горлу тошноты. Я просто вновь была в ступоре и в немой истоме ожидала, что же будет дальше.
Мне мигом стало абсолютно всё равно на то, что трава вокруг, возможно, кишит слизнями. Да даже если бы я очень захотела, вряд ли получилось бы поднять ногу вверх хоть на сантиметр. В такие минуты я совсем не контролировала собственное тело. Оставалось только молиться, чтобы всё это поскорее кончилось.
Так что когда курица, наконец, распластав свою почти оторванную окровавленную голову на склизкой клеёнке, снова осела вниз, на этот раз уже без возможности подняться обратно, я испытала несказанное облегчение от чувства, что по сосудам опять побежала кровь, а нервы занялись передачей электрического сигнала. Я была рада тому, что вновь, спустя вечность, почувствовала своё тело.
А ещё почувствовала руки, до побеления костяшек стискивающие края футболки, и влажные дорожки на щеках. Неужели я плакала?
– Жалко её, – до одури спокойно в напряжённо поглотившей нас тишине резюмировала Сирша. Миссис МакКоннор вздрогнула и обернулась на голос.
– Ох, – её лицо приняло обеспокоенное выражение. – Я не заметила, что вы тут. Идите-ка лучше домой, к бабушке, – и, прищурив светлые глаза в сумерках, она, видно, заметила странные перемены, произошедшие со мной. – Мёрфи? Что-то стряслось?
Миссис МакКоннор взволнованно подбежала ко мне, по неосторожности протягивая руку в кровавой перчатке. От этого зрелища в глазах опять стало мутно, а ноги сами собою сорвались в галоп.
Я бежала в дом, оставляя позади встревоженные взгляды, грязную клеёнку и труп. Я точно не знала, что будет потом, но скрыться