игра Лизаветы привлекала Зиневича, сколько она сама своей статью, благородными чертами и всем присущим ей аристократизмом. Зиневич смотрел на Лизавету такими глазами, что казалось, в своём сознании он давно уже сорвал с неё одежды и, возможно, даже успел коснуться её нежной кожи. Александр многократно ловил влюблённый взгляд Зиневича на своей супруге, пожиравшего её похотливым взглядом и только уверенность в Лизавете, что не позволяла никаких вольностей кому бы то ни было, сдерживало его, чтобы прекратить всё это. Разве мы запрещаем любоваться кому-либо своим произведением, правда до известного момента, пока кто-то из зрителей не начнёт распускать руки.
У каждого слушателя, кому довелось хотя бы раз в жизни слушать эту пьесу-багатель, в воображении неизменно возникает своя ассоциация, связанная с чем-нибудь, происходившим в его или её жизни. Оно не зависит от желания, поскольку возникает непроизвольно, помимо нашего желания. Для кого-то это залитый солнечным светом луг, с неприметным родником поблизости, что бьётся у подножия горы, а над всем этим великолепием кружатся в воздушном танце бабочки, изредка лишь присаживаясь на тот или иной цветок. А небо чистое, синее-синее, без единого даже намёка на облачко.
Случаются такие дни в летнюю пору, когда всё вокруг словно в первозданном виде. Соловьи выводят свои трели, кукушки кукуют в сени деревьев. И всё вокруг дышит негой и умиротворённостью. Для другого же морское побережье, когда море лениво катит свои волны на берег, чтобы уже через минуту вновь принять в свои объятия. Сколько людей – столько же и мнений, и все будут правы в одном: при звучании пьесы «К Элизе», трудно оставаться равнодушным, лишённым всякого воображения.
Савва Итнатьич переглянувшись с Александром, не устоял, чтобы не заметить:
– Как она божественно играет! Мне ещё не доводилось видеть такое исполнение.
– Согласен с Вами, игра неподражаема…
– Александр, можно полюбопытствовать?
– Разумеется…
– Можно узнать, что за произведение она исполняет? – спросил зачарованный Савва Игнатьич.
– «К Элизе», пьеса-багатель гениального композитора Бетховена. А Вы разве не знали? – в свою очередь удивился Апраксин. В столице, в аристократических кругах, где основной пор делался на новинках музыкального мира, только и было разговоров, что о пьесе и, следовательно, не могло не удивить графа.
– К сожалению, в последние дни, всё свободное время занимает работа над брошюрами, что получил не так давно, возможно из-за этого и произошло упущение, – поспешил оправдаться Зиневич. Признаться, что он не такой уж и знаток музыки, как и пристрастий великосветских кругов, ему не хватило смелости. Да и не музыка его интересовала, а возможность Апраксина каким-либо образом финансировать тайное движение, что и было поручено ему.
Среди знати немало находилось