сажать в тюрьму. Мол, он всегда был подонком. Худшим из всех. Считали, что Трев еще легко отделался. И никто из них не верил, что его отпустят. До вчерашнего дня и четырехчасовых новостей.
А Тревора Лэма отпустили. И теперь все хотели увидеть его, оказаться в самой гуще событий. Чтобы потом было о чем поболтать. А еще говорят, что женщины вечно сплетничают, думала Сью. Называют нас любопытными. Так вот, женщины местным мужчинам в подметки не годятся. Заходят будто невзначай, кивают друг другу, сдвигают кепки на затылок, стоят со стаканами в руках, делая вид, что день как день, ничего особенного, обычный отдых после обеда. Только кто им поверит?
Сью разливала пиво, принимала деньги, давала сдачу, вытирала стойку и поглядывала на часы. Скоро… скоро… И что дальше?
Она не знала.
Несколько лет назад, когда у нее с Тревором Лэмом все только началось, Сью стояла на старом мосту в сумерках. И увидела, как лиса крадется по выгону Хьюита, перебегает от одного укрытия к другому. Наверное, надеялась поживиться новорожденными ягнятами. Но в то время Сью думала не об этом. Видела только ее одинокую обособленность. А еще – цельность и завершенность. Пока она наблюдала за лисой, та вдруг остановилась и повернула голову. Казалось, она смотрит прямо на Сью. Глаза лисы ярко блестели.
Минуту она стояла как вкопанная, а потом потеряла интерес к Сью и направилась своей дорогой. Навострив уши, опустив хвост. Кралась не быстрее, и не медленнее, а так, как надо. Знала, кто она, куда идет, чего хочет, и больше ничего. Бессмысленное существо.
Вдруг Сью осенило: а ведь и Трев такой! От этой мысли ее передернуло, дрожь прокатилась от бедер по животу, груди и горлу. Горячая кровь бросилась ей в лицо, пока она стояла на мосту, глядя вниз, на быстро текущую воду. Сью была потрясена, пристыжена и напугана. Раньше она считала, что к Тревору Лэму ее влечет его грубая мужская красота и сильное мускулистое тело. Казалось, что она, сблизившись с ним, держится за жизнь обеими руками, как делала всегда, радостно упивается ею. А если ей и было совестно перед Дафной, или, если уж на то пошло, перед Цикадой, она старалась не вспоминать о них. Следовала своему принципу: будь что будет. Ради любви ничего не жаль. Но теперь Сью сознавала, что любовью тут и не пахло. Понимала, почему так и не нашла мужчину, к кому была бы по-настоящему неравнодушна. Любого мужчину, какой не наскучил бы ей, к которому она питала бы хоть какие-то чувства.
Что бы Сью ни твердила себе каждый раз, во всех этих городах, со всеми мужчинами, любви она вовсе не искала. Она искала возбуждения и опасности, ощущая лишь трепет постыдного страха.
Вот почему Сью не переставала думать о Треворе Лэме. Он дал ей то, чего она, похоже, жаждала все это время. Этот мужчина не нуждался в ней. Не уважал ее. Он вообще ни в ком не нуждался и никого не уважал. Не имел ни совести, ни чести, ни представления о потребностях и правах других людей. Был дрянью. Дрянью до мозга костей.
Сью передернулась с почти суеверным ужасом, ссутулилась над перилами моста. Тени деревьев за