на перепады погоды: «Робер, я, кажется, умираю…» Боба, потирая руки, вызывал «Скорую помощь» и, наблюдая реанимационные действия, скорбно спрашивал врача:
– Как вы думаете, доктор, сколько ей осталось?
– А вы кто ей?
– Двоюродный внук.
– Трудно сказать, но сердце у вашей бабушки для таких лет отменное. Еще помучится.
– Вот и славно! – кивал внучок, грустнея.
20. Секс сексота
Возьмем диссиденток лихую породу: Готовы отдаться любому хрычу. Шепни им про нашу и вашу свободу, Ругни коммуняк и люби – не хочу!
Проводив Бобу в высотку, я придвинул к себе гранки и стал читать. Вскоре зашел Толя.
– Выгулял мысль? – ехидно спросил я.
– Выгулял. – Он швырнул мне на стол «собаку» с информашками.
Я посмотрел: все они как одна начинались словами: «В Центральном доме литераторов имело место быть…»
– Знаешь, – Торможенко без разрешения вытряхнул из моей пачки сигарету и закурил от настольной зажигалки в виде сапога. – Я бы «Войну и мир» сократил раза в два.
– Ты сначала напиши «Войну и мир». Нет, Толя, так не пойдет! Какое к черту «имело место быть»? Так теперь не говорят.
– Говорят. Хороший старый русский оборот. Не нравится?
– Не нравится.
– Зря! Видно, ты попал под влияние инородцев и утрачиваешь корни.
– Никуда я не попал.
– А зачем тогда согласился участвовать в травле Ковригина?
– Ты же не знал про это?
– Из Курска позвонили. Ты мне не ответил!
– А у меня есть выбор?
– Есть.
– Какой?
– Застрелиться.
– Да пошел ты! Стой! Никуда больше не уходи! Вернется Крыков – сразу проведем планерку.
Толя величаво кивнул и удалился, а я вернулся к гранкам, но тут в кабинет заскользнул Макетсон.
– Можно? – он кивнул на мои сигареты.
– Конечно, Борис Львович.
– Георгий Михайлович, я утром был там… – Ответсек неторопливо закурил и пустил струю дыма вверх. – Они очень озабочены ситуацией с Ковригиным и рассчитывают на вас! – Он пристально посмотрел мне в глаза. – Вы понимаете?
– Не очень.
– Попробую объяснить…
Год назад Макетсона, как бывалого журналиста, привлекли к работе над сборником «Чертополох предательства» – о советских диссидентах. Сначала его вызвал главный редактор «Политиздата» Карл Сванидзе, папаша нынешнего Сванидзе, а потом пригласили на Лубянку – поговорить. Львович вернулся окрыленный, вскоре его командировали в одно из образцовых исправительных учреждений Мордовии. Там Макетсон под диктофон побеседовал с раскаявшейся активисткой Гельсингфорсской группы Зоей Кацман: взамен ей обещали досрочное освобождение и выезд на историческую родину. Львовичу удалось разговорить смутьянку, сказались близость по «пятому» пункту