трагической деформации личности? Одна из версий, предлагаемых в книге: психология толпы подстраивается под образ мыслей малочисленных, но зато отпетых и энергичных мерзавцев. Средние, благонамеренные люди теряют голову и совершают чудовищные преступления, им не свойственные. «По каким законам судить таких заблудших людей?» – спрашивает юрист С. Сигеле. Внятного ответа нет. Но на практике он был. И во времена С. Сигеле был, и в наши времена тоже – двойной стандарт.
Общество – человейник – та же толпа. При жизни Льва Толстого большинство населения страны под влиянием христианской пропаганды понимало, что убивать нельзя. Но властное меньшинство считало войну законным «средством продолжения политики». На практике получалась полная глупость: вчера батюшка в церкви учил прихожан любви к врагам, потому что все люди – братья во Христе. А сегодня тот же самый батюшка служит молебен в поддержку русского оружия, благословляет солдат на убийство врагов. Лев Толстой выступал против этой шизофрении.
Конечно, у Толстого, как у любого человека, были свои заморочки. В оправданной критике церкви он полагал, что евангельских чудес на самом деле не было, что со стороны евангелистов это был способ рекламы (если применять нынешние термины) нового этического учения. Здесь я с ним не согласен, потому что некоторые чудеса, включая даже материализацию и дематериализацию (вознесение) людей и предметов, не противоречат современным квантовым представлениям (см. книгу С. И. Доронина «Квантовая магия», на которую я ссылался ранее). Но не так важны эти ошибки. Главное – Лев Толстой предлагал начать реформирование православной церкви и радикально изменить ее отношение к главному христианскому догмату – любви к ближним. Признать его центральным в вероучении не на словах, а на деле. Это могло снова привлечь разочарованный народ к церкви, возможно, удалось бы реанимировать полудохлые церковные структуры и сделать серьезное предостережение царедворцам. Фактически Лев Толстой предлагал церковным иерархам вспомнить подзабытое учение
Христа, упереться рогом и показать зубы властям. Но или зубов уже не осталось, или слуховой аппарат требовался иерархам вместе с очками. Церковь предпочла потерять авторитет в народе и бездарно погибнуть вместе с самодержавием.
На мой взгляд, если Распутин оберегал Россию от анархии на эмоциональном уровне, то Лев Толстой, ее интеллектуальная слава и гордость, пытался делать то же самое на ментальном уровне. Толстой предлагал царедворцам и иерархам задуматься, логическим путем вычислить опасность, найти и вовремя принять противоядие. Но сильные мира сего слушать его не хотели, и потому в историческом плане они проиграли. У Льва Толстого была и земельная программа, но что о ней говорить, если все его предложения по части реформ сгорели в огне революции!
Подведем итог стоянию на краю бездны. Россия в начале XX века действительно была особой страной. С одной стороны, в ней строились железные дороги и выплавлялась