что терпеть не может тех, кто решил добиться дружбы и расположение к ней, за деньги.
– Неужели ты думаешь, раз уж у тебя много денег, тебе всё дозволено…?
– Просто с ними я свободен…
– …Ты думаешь, можешь пьяным врываться ко мне в Клуб? Переспав пару раз, можно и домой заглянуть?
– Я…
Она чуть привстала, развернулась к нему полностью. Заметно вспылила.
– …Знаешь, что никто себе такого не позволял???
– Им всё равно…
– Ты меня до смерти напугал! Испортил репутацию, да так, что задница до сих пор болит… – разошлась, не на шутку, глаза заблестели. – …Меня теперь все ненавидят… Сбил весь мой ритм, и из-за тебя придётся уйти. Я даже понятия не имею, что мне делать, и как дальше жить… – эмоции полезли наружу. Рукавом протёрла мокрую щеку.
– Прости…
– Засунь себе в жопу, вместе с этими деньгами!!! – она выбила пачку денег, сложенную пополам. Те лишь тихо ударили по лицу и посыпались ему под ноги бумажным снегом, а Рэя убежала прочь.
IV
Осталось всего полчаса, как раздастся мягкий сигнал, от которого сердце спрячется в пятки, но вернётся, тотчас же, на место. Полчаса – до начала, а она уже готова. Сидела, рассматривая собственное отражение, и не получала никакого удовлетворения.
Перед этим, корчила себе лёгкую гримасу, мяла щеки, показывала проколотый язык, зубами скребла губы, морщилась, оттягивала нижние веки, чесала крючковатый носик и удивлялась: почему с таким идеально симметричным лицом, белой кожей и маленькой родинкой под левым веком она ещё не актриса кино, не уважаемая, всеми, звезда, а самая настоящая шлюха? Как мусор фабрики грёз, популярная среди небольшого числа любителей поиздеваться, кто любит унижение или поклонение. До сих пор не покидало чувство, что она – актёр, заблудившийся на студии, где снимают порнофильмы. Играет роль той, кому боль приносит удовольствие.
Смотрела на себя с лёгким отвращением, соглашаясь, что сама к этому пришла. Но на лице девушки напротив не видела страх, а во взгляде прослеживалась пустота и едва ли заметная безысходность. Ведь никто же её силой сюда не привёл, в клетку не закрыл и на цепь не посадил! Никто не распинает на стене, руки не связывает, насильно, рот не затыкает, и в задний проход игрушки не вставляют – она сама вызвалась добровольцем, опробовать себя в этой роли, да ещё и за деньги. Никто ей не виноват, что попутала жизнь с игрой.
И теперь, она опять готова, пусть и в последний раз в этом «говно-заведении», как выразилась сама, но добровольно вошла в образ некоего гермафродита, смесь Эльфа из Сантой. На голове – зелёная шапочка, из-под неё торчит короткая чёлка, начёсанная пальцами вверх, пропитанная гелем, в брови – миниатюрное колечко, на губе – то же самое; бледная кожа, едва ли розовые губы и никакого макияжа. Этого она делать не умела, да и в сценах, когда слезы текут от боли, запачканные глаза ей не к лицу. Никого она просить не хотела, а всё, что сумела – навела на глазах еле заметные рыжие тени.
«Хорошая шапочка», думала она, когда выбирала. «Подойдёт под цвет глаз». Да и подобные