и, естественно, регулярно становилась предметом территориальных разделов. Разделы, конечно, не способствуют странообразованию.
Безусловно, большую роль в узаконивании подобных представлений сыграл тот факт, что история чаще пишется как история государств и гораздо реже как история стран. Это задаёт исследовательскую оптику, не благоприятствующую появлению беспристрастной истории страны Беларусь. Хотя, справедливости ради отметим, что вопрос о белорусской государственности действительно непрост, отягощён многими привходящими извне политическими и идеологическими обстоятельствами.
В процессе исследования стало ясно, что такое положение дел представляется серьёзной проблемой для белорусских интеллектуалов. Их системные усилия сосредоточены сейчас, главным образом, на решении проблемы исторической легитимации нынешней государственности. На первый план помещена задача обосновать право населения современной Беларуси на суверенное государство и – шире – на историческую субъектность.
Так, своеобразный, хотя, возможно, несколько умозрительный подход к решению задачи, предложенный одним из наших респондентов, основывался на нетождественности понятий «государство» и «государственность». Согласно этому подходу жители «страны Беларусь» всегда обладали правом на суверенное государство, но реализовывали его не впрямую, а как бы в некоем ансамбле народов. Образно говоря, полиэтничное государство здесь выступает чем-то вроде акционерного общества, а входящие в его состав народы – обладателями разного размера пакетов акций этого АО. Таким образом, получается, что и белорусы всегда были обладателями некоего «пакета акций» тех или иных государств, и, по этой логике, считаться народом, лишённым глубокой истории государственности, никак не могут.
Обнаружившееся в ходе экспертных интервью обострённое внимание наших собеседников к наращиванию веса и оттачиванию исторической аргументации права на субъектность порой начинало, честно говоря, казаться чрезмерным. Ведь обычно такие усилия необходимы, когда кто-то это право оспаривает или сомневается в нём: хоть корыстно, хоть из любви к истине. Между тем, право суверенной Беларуси на существование как будто не оспаривает никто, в том числе, на её существование в нынешних границах.
Постепенно пришло понимание, что нынешняя сосредоточенность на теме исторических прав «страны Беларусь» имеет свою мотивацию и свою извилистую предисторию. За ней стоит нежелание допустить хотя бы на минуту, что белорусская государственность началась в 1991 году с чистого листа. Такое допущение как будто не подорвало бы легитимность нового государства де-юре, но, возможно, бросило бы тень на её стартовые позиции де-факто. По крайней мере, такое предположение серьёзно беспокоит национальную интеллектуальную и культурную элиту: отголоски этого беспокойства постоянно звучали в ходе наших интервью.