углу комнаты и только вглядевшись, Михаил заметил выступающее из его прямоугольной спинки лицо мужчины, обрамлённое седыми волосами. Само тело, одетое в чёрный костюм и такую же водолазку, терялось в его мягких глубинах. Рядом с креслом, подвешенный за ручку, притулился светлого дерева бадик.
– Вы следователь Исайчев?
– Так, точно. Я есть он.
Мужчина встал, протянул для приветствия руку. Пожатие было жёстким, железным:
– Владислав Мизгирёв, свёкор Сони. Отец её мужа Петра. Вы всё уже видели? Присаживайтесь… Она ещё там? Михаил присел в кресло напротив.
– Нет. Её увезли…
– Куда?! – всполошился хозяин.
– Владислав? – решил уточнить Исайчев.
– Иванович, – поспешил добавить Мизгирёв, – а похороны?
– Владислав Иванович, есть порядок. Это не совсем самоубийство…
Мизгирёв вскинул пучкастые брови, не дал Михаилу закончить фразу:
– Вы думаете это убийство?
Исайчеву показалось, что на губах собеседника сверкнула и тут же погасла улыбка. Михаил пояснил:
– Софья оставила записку, в которой обвинила пока неизвестного следствию человека в доведении её до крайности. Посему здесь просматривается уголовная статья. Мы обязаны случившееся расследовать и отдать злодея под суд…
Владислав Иванович вернулся в кресло, обмяк:
– Я всё же надеялся, что она не сама. Соню уже не вернёшь, но мне было бы легче, если она… если её… – мужчина закрыл лицо ладонями, тяжко вздохнул. – Я говорю глупости… но вы поймите …это так страшно если она сама…
– Папа!
Окрик стеганул старика и тот, лихорадочно вытирая щёки и глаза, затряс головой:
– Простите я сейчас… сейчас…
Михаил обернулся: «Вот и Дарт Вейдер!» подумал он усмехаясь.
Человек, стоящий на пороге гостиной, был одет так же, как и его отец – в чёрное. Только на голове не было ни волосинки, а лицо казалось вытертым меловой тряпкой. Он протянул руку и так с протянутой рукой дошёл до кресла Михаила:
– Профессор Петр Мизгирёв. У вас есть ко мне вопросы? – он постоял рядом с креслом отца и, дождавшись, когда тот переместится на диван, сел на его место.
– Вы читали предсмертную записку жены?
Мизгирёв кивнул.
– Вы знаете кто такой Лель?
– Да, конечно. – профессор поморщился, – Это Игнат Островский. Наш с Соней общий друг, однокашник.
– У вас есть его адрес? Где его сейчас можно найти?
– На кладбище! – срываясь на петушиный крик, выплеснулся Мизгирёв. – Он уже больше семнадцати лет лежит в могиле на Воскресенском кладбище…
Михаил снял очки, протёр платком стёкла и, помассировав указательным пальцем переносицу, водрузил их обратно:
– Давайте по порядку, – сказал он спокойным голосом.
– Давайте! – икнул профессор.
Глава 2
За тридцать лет до описываемых