уселась на нижнюю койку, попрыгала на ней немного – так, проверка жёсткости. Одобрительно похлопала ладонью – ничего, мол, сгодится. Посмотрела наверх, вздохнула. Дома, в детской, постели тоже располагались в два яруса. Наверху всегда спал Руся.
Но здесь его не было.
Не было и всё тут – вопреки радужным и глупым надеждам, которые заставили Лушу сбежать из гостеприимного дома Лангсдорфа и в последний вечер перед отплытием пробраться на борт «Востока» в шлюпке с сеном.
Глава 12. Бегство
Вчерашний день – последний день Лушиного пребывания в доме консула – выдался беспокойным.
До обеда Григорий Иванович, по обыкновению, занимался научными изысканиями за письменным столом в библиотеке. Луша в платье, с коротко остриженной головой, сидела в другом конце просторной комнаты.
С ногами забравшись в кресло, она рассматривала картинки в атласе растений. Сквозь приспущенные шторы в комнату проникал солнечный свет, широкой полосой ложился на пол, озарял коленкоровые корешки толстых папок, теснящихся внизу, на книжных полках.
Утомившись от продолжительной писанины, Лангсдорф поднялся из-за стола, скрипнув стулом. Незапертая дверца книжного шкафа закачалась. Солнечный зайчик заплясал на Лушиной щеке. Луша сощурилась, лениво отклонила голову в тень, перелистнула страницу.
Натуралист потянулся, не спеша прошёлся по комнате, разминая шею и плечи. Потом остановился напротив кресла, нагнулся к девочке и вгляделся в её лицо.
Луша, которая уже привыкла и к пристальным взглядам Лангсдорфа, и к тому, что он часто вслух говорит сам с собой, на мгновение подняла глаза и тут же равнодушно опустила их, перелистнув страницу. Она уже знала, что Лангсдорф интересуется антропологией15 и изучает строение черепов у разных народов. Он показывал Луше рисунки, на которых были довольно искусно изображены индейцы местных племён – обязательно в фас и в профиль, что-то толковал об отличиях их телосложения. Все эти сильно развитые челюсти, выступающие надбровные дуги, словом, все эти уши и хвосты Луше были не слишком интересны. Цветочки в атласе – другое дело, но череп в разрезе… Бр-р-р. Она перевернула страницу и занялась тигровыми орхидеями.
Натуралист отошёл к окну, взялся в раздумье за подбородок, чуть слышно забормотал по-немецки:
– Надо же, вылитый юнга с нашего судна! Эх, «Надежда»! Эх, молодость!.. Как же его имя… Его ведь тоже можно считать своего рода полиглотом16…
Лангсдорф вскинул вверх указательный палец, громко и торжественно произнёс что-то по латыни, и принялся рыться в ящиках и на полках. Наконец, хлопнул по столу тяжёлой папкой, взметнув кверху мутный пыльный столб. Громко чихнув, утёрся большим кружевным платком. Им же смахнул с папки остатки пыли.
– Всё-таки я был прав, доставив сюда часть архива. Никогда не знаешь, когда и что может понадобиться… – бормотал учёный, развязывая тесёмки. – Вот, вот же он!
Тень легла