отыскать тебя и твоих. А потому помни мои слова, префект. Обдумай все хорошенько, но сильно не затягивай. Пять дней, думаю, тебе хватит. После этого если я от тебя ничего не услышу, то сочту, что мое предложение отвергнуто. И тогда ты сделаешься моим врагом.
– Послушай, к чему мне быть твоим врагом, равно как и другом? Почему тебе просто не оставить меня в покое? Политикой я не интересуюсь. Не говоря уже о том, кто именно у нас император. Позволь мне просто служить твоему хозяину. Служить тем, что получается у меня лучше всего, – солдатской службой.
Паллас не смог сдержать смешок.
– О боги, боги… Вы, солдаты, порой бываете изумительно наивны. А может статься, просто делаете вид… Ты уж имей к моей проницательности хоть немного уважения. У тебя, помимо мускулов, достаточно и ума. Иначе разве б ты поднялся с такой быстротой в ранг префекта? Не уцелел бы ты и на стремнине политических течений, если б тебе не хватало ума грести куда надо, особенно при таком кормчем, как мой давешний недруг Нарцисс.
– Я презирал его, так же как презираю сейчас тебя.
– О, какие страсти… – Паллас насмешливо накренил голову. – Ну что, префект Катон, скоро увидимся, так или иначе. Но помни: ты мне полезен только как друг. Все иное я сочту за угрозу и действовать буду соответственно… Ну, а теперь прощаюсь – до поры.
Он повернулся и вышел из комнаты, оставив дверь открытой. Под легкий стук его удаляющейся поступи Катон, сгорбившись над столом, уронил голову себе в ладони. Мучительно хотелось воздать молитву богам, чтобы на Палласа и ему подобных низверглась карающая молния. Чтобы их погубили все боги и богини! А он, Катон, весь остаток своих дней возносил бы им за это хвалу. Хотя что толку? Когда, хотя бы раз, молитва была отвечена? Помнится, в детстве он, бывало, истово молил Юпитера избавить его от какого-нибудь обидчика или ниспослать подарок. Но ничего из этого не выходило. «Молись горячей, от сердца», – наставлял отец. Как будто б и в самом деле есть определенное количество усилий, необходимых для наполнения некой чаши весов, после чего боги снизойдут удостоить тебя своим вниманием…
С затиснутым в зубы стоном Катон встал и принялся стаскивать с себя панцирь, наручи и поножи. Все это он аккуратно разместил на крышке своего сундука, после чего надел плащ и вышел из казармы. Снаружи его сразу же опахнуло промозглым, с дождевой взвесью ветром. Накинув на голову капюшон, Катон повернулся и порывисто зашагал из лагеря в город, по направлению к дому Семпрония.
С часок ему удалось провести с Луцием в его комнате. Семпроний купил мальчику набор деревянных солдатиков, и на какое-то время Катон сумел забыть свои треволнения за игрой: он расставлял солдатиков на полу, а сынишка с веселым криком сшибал их своим мясистым кулачком. Спустя какое-то время Катон подобрал двоих солдатиков и стал повествовать Луцию о приключениях двух римских солдат, а мальчик молча слушал, теребя складки отцовой туники.
Наконец сынишка поднял на отца по-детски круглые, серьезные глаза.
– Папа солдат? –