в романтической литературе магические практики и способности таинственных или зловещих персонажей приобретают для сюжетов множества драм и новелл повышенную значимость. Для начала будет достаточно одного примера: Мэтью Грегори Льюис (1775–1818) и его роман ужасов «Монах» (1796). В «Монахе» нет прежней древней ведьмообразной гадалки, напротив, в соответствии с местом действия – а это Испания – на ее месте молодая танцовщица и певица наподобие Пресьосы. Кроме того, автор добавляет к ее образу черты карибской шаманки:
Через некоторое время толпа образует круг, и только теперь Антония увидела в центре круга женскую особу высокого роста, которая вертелась без остановки в вихре танца, корча самые страшные рожи. Одеяние ее состояло из шелковых и льняных лоскутов самого разного цвета, соединенных в фантастическом, но отнюдь не лишенном вкуса порядке. Голова ее покрыта была похожим на тюрбан, увитым листьями винограда и полевыми цветами головным убором. В целом чужестранка выглядела очень загорелой, и вообще кожа ее была темно-оливкового цвета. Глаза ее были полны огня и чего-то неведомого, а в руке у нее была длинная черная палка, которой она то и дело чертила на песке самые замысловатые фигуры, чтобы потом танцевать вокруг них со всей эксцентричностью безумия и обольстительности[278].
В своей песне она, умело завоевывая клиентов, воспевает свои магические силы, заостряя внимание на основных, по всеобщему мнению, источниках доходов у цыган – гадании и отыскивании кладов: «И только мне досталась сила / Книгу судеб открывать»[279] и «Во сне я пением вызываю огненного дракона, / который сторожит закопанные сокровища!»[280] Кроме того, она сообщает толпе, что принимает участие в шабашах ведьм, умеет обходиться со змеиными ядами и располагает действенными любовными напитками. Обладающая большим жизненным опытом тетка Антонии считает цыганку вовсе не безумной или погруженной в транс, а, в соответствии с принятым тогда в просветительской литературе мнением, – обманщицей:
Пройдоха она, эта цыганка, на манер сельской бродяжки, все действия и наряды которой направлены на то, чтобы шататься кругом и рассказывать лживые истории, чтобы выманивать у людей тяжким трудом заработанные деньги. Тьфу на это отребье! Будь я королем Испании, я бы этот сброд живьем зажарила, в первые же три недели моего царствования![281]
Любопытная племянница все-таки уговаривает ее узнать будущее по руке.
Как и в брачных руководствах раннего периода Нового времени, здесь цыганка мстит за публично высказанное сомнение в ее магических способностях. Ее пророчество красноречиво, да еще и в стихах[282]. Высказанная ею правда публично разоблачает то, что на рубеже XVIII–XIX вв. считалось пороком. Высмеяв пожилую даму, цыганка обращается к Антонии. Как это принято в жанре романа ужасов, она предостерегает невинную девушку от злой судьбы, делая грозные намеки:
Господи – что за рука!
Ум, невинность, красота
В столь счастливом сочетанье —
Божие благословенье
Мужу