хотел бы уточнить такую вещь. С Крисом Кельми как-то прогуливался по городку Ки-Вест во Флориде, и там играл на улице какой-то ансамбль. Я так в шутку (это еще в советские времена было), сказал: «Ты сможешь в случае чего эмигрировать, профессия конвертируется: будешь играть на улице». На что Крис грустно заметил: здесь на улице и в метро играют так, как у нас на сцене; культура музицирования там, на Западе многократно выше, чем в России.
– Да, это так, и ничего не изменилось.
Это очень просто. От осинки не растут апельсинки. Что слушаешь, на чем воспитываешься (не только с точки зрения музыки, но и с точки зрения общего культурного фона), то в итоге и получается.
– Извини, мы с тобой помним советское телевидение. Мы слушали постоянно просто потому, что телевизор включали – того же Рахманинова, Чайковского, в общем-то, вынужденно потребляли все время субкультуру советской творческой интеллигенции, то есть классическую музыку.
– Да, абсолютно так.
– Так почему же не привилось?
– Эта музыка никаким образом не складывалась с блюзом, с джазом, с ритм-н-блюзом, с рок-н-роллом, со свингом. То есть со всеми теми направлениями, которые существовали в тот период времени и даже раньше. В Советском Союзе они существовали только в очень узких идеологических рамках или вообще не существовали.
– Ты считаешь, что это была ошибка властей, запрет на музыку, или это было чем-то закономерным?
– Я вообще считаю, что самая большая ошибка России произошла в 1917 году. А все остальное уже следствие этой ошибки.
– Но ведь сейчас, если мы говорим об идеологии, положение исправлено, у нас рыночная экономика, капитализм, который был именно до 1917 года.
– Нет, у нас совершенно другая история, и ты прекрасно об этом знаешь, и я тоже об этом знаю очень хорошо. И наш капитализм – жалкий уродец. И государственно-административная система, сложившаяся к сегодняшнему дню, на мой взгляд, чрезвычайно комична постольку, поскольку это все равно, что скрестить осла и козла. Вот приблизительно так у нас это происходит.
– Если я правильно понял, ты очень любишь Италию, то есть чувствуешь, что в Италии – твое место.
– Нет, любовь и место, в котором ты обретаешь свою жизнь и работу, не всегда совпадают…
– Да, почти никогда не совпадают.
– Поэтому я очень люблю нашу страну, люблю свою родину.
– В Италии в каких-то вопросах значительно более комфортно.
– Я винщик и откровенно ярый и открытый поклонник итальянской кухни. Очень люблю хорошее вино, как часть жизни нормального интеллигента. Обычно в моем доме не менее шестидесяти бутылок вина, на которые я не просто смотрю, а которые периодически раз в месяц-два ротирую… Считаю, что самая лучшая кухня в мире – итальянская. Не французская, а именно итальянская. Допускаю, что это мое заблуждение, но тем не менее это так.
– Ты сам в отличие от Андрея Вадимовича Макаревича не готовишь?
– Готовлю.
В первую очередь, варю супы дома. И друзьям, которые приходят