никто случайно не зашел. Как он пытается делать строгое лицо, смотря на деньги, лежащие на столе. Но его выдают глаза: он уже считает, сколько там лежит. Человек не понимает в тот момент, что я смотрю на него, как в театре. У него все в мимике, в движении глаз. Он уже продался, готов подписать и выдать любой документ. Но ему хочется при этом сохранить лицо, свое мнимое достоинство. А ты уже не скрываешь своего презрения, потому что он – протянул руку к деньгам. Даже видя и понимая, как ты на него смотришь, он всё равно не убирает руку, а ведь мог бы. Но нет, он слаб. Он хочет эти деньги взять…
Продажность властей привела к полной потере уважения к ним со стороны народа. Однажды мэра нашего поселка, любителя выпить, вывезли в лес в течение рабочего дня, «отделали» и привезли обратно. Никаких последствий! Оказалось, что он не вышел на работу, сказавшись больным (запой – известная русская болезнь), а кому-то срочно потребовалась важная бумажка. Так этот человек обиделся и наказал мэра – «хозяина поселка» отметелили как последнюю «шестерку». С тех пор мэр начал носить печати с собой, понимая, что если не может пойти на работу из-за плохого самочувствия, то всё подпишет на дому. История эта, как это обычно случается в небольших поселках, немедленно стала известна всем.
Итак, мне было двадцать восемь лет, когда в моей голове сформировалось новое понятие о мире: «Всё и всех можно купить». У криминала в это же время сформировалось свое понятие о мире: «Всех и вся можно убить».
Начали пропадать заведующие государственных магазинов. Через недельку-другую такие магазины банкротились, затем их выкупали у мэрии за копейки новые хозяева. Трупы прятали, но не особо тщательно. Говорят, водолазы приходили в шок, когда в купальный сезон искали в близлежащих водоемах утопленников. Трупы, не один и не два, находили на дне – они стояли, замурованные ногами в тазы с бетоном. Их даже не вытаскивали, иначе много вопросов возникло бы к милиции. Поэтому все делали вид, что ничего не знают и не видят.
Первоначальный шок исчез, и дальше всё было ещё страшнее. Трупы уже никто не прятал: после разборок убитых оставляли там, где «разговоры разговаривали». Не щадили никого: ни молодых женщин с маленькими детьми; ни мужчин – единственных кормильцев в семьях. Сейчас это называется рейдерскими захватами. Криминал начал переводить государственную собственность в частную. Бандитские сообщества разрастались на глазах. Куда ни сунься, почти в каждой семье – или коммерсант, или бандит. У наших подруг, приятельниц, продавцов бандитами стали мужья, женихи, братья.
Мы все начали дружить семьями: собирались играть в лото, выезжали на шашлыки, отмечали праздники в ресторанах. Родственники, по-прежнему, хотели от нас много денег: родители, младшие и старшие братья и сестры, тети и дяди. Приходилось оплачивать их безбедную жизнь. Подарки, продукты, одежда, поездки в отпуск, квартиры – на всё надо было зарабатывать. И никто не спрашивал, какими усилиями, нервами и слезами это давалось.
Я