имею. – Я зажег сигарету и бросил спичку в камин. – Не уверен, что вас вообще где-то подстерегает опасность, но, пока вы не убедились в обратном и пока я на вас работаю, не хочу рисковать.
Определенно моя речь пришлась ему по вкусу.
– Тогда осмотритесь, конечно. На кухне есть мощный фонарь. Может, когда вернетесь, мы сыграем еще партию, хей?
– Предпочел бы лечь спать, я не в настроении для шахмат.
– Ладно, раз так, идите спать. Вы читаете в постели?
– Я вообще не большой охотник до чтения.
– Миссис Зарек читает постоянно, всякий мусор, – он хмуро посмотрел в огонь, – любовные романы. Вы любите читать любовные романы?
– Не имею потребности. Когда я хочу женщину, я ее получаю.
Черт, это слетело с языка само собой. Он искоса взглянул на меня и помрачнел.
– Что вы сказали?
– Да ничего.
Безлунная ночь дохнула навстречу осенней сыростью, и порыв ледяного ветра хлестнул по лицу ошметками тумана. Я направил луч фонаря на мощенную кирпичом дорожку и с наслаждением глотнул стылого воздуха: еще несколько минут в доме – и я бы слетел с катушек.
По склизкой дорожке я зашагал к хозяйственным постройкам, пересек газон, смачно чавкающий под ногами, и уперся в стену амбара. Дом отсюда был виден как на ладони. В правом верхнем окне горел свет, но сквозь незадернутые шторы виднелась лишь полоска потолка. Я знал, что она там.
В столовой, сияющей в темноте, как театральная сцена, у камина неподвижно сидел Зарек, подперев лоб рукой и задумчиво глядя на огонь.
Я повернулся к амбару, электрический луч заметался по лоснящейся от влаги бревенчатой поверхности и осветил дверной проем. Внутри, на земляном полу, в беспорядке валялось несколько тюков соломы, поленница свежераспиленных дров высилась у стены, в дальнем конце маячила деревянная лестница, ведущая на сеновал.
Сеновал, грязный и пыльный, пребывал в запустении; дверцу, которая служила, чтобы вбрасывать сено внутрь прямо с телеги, похоже, не открывали годами. Я нажал на нее плечом, ржавые петли надсадно скрипнули, надавил сильнее, заставив ее сдвинуться на четыре дюйма, – теперь в образовавшуюся щель можно было без помех наблюдать за домом.
Ее комната оказалась на одном уровне со мной и просматривалась отсюда насквозь. Двуспальная кровать стояла у стены, напротив старинного платяного шкафа, какие обычно делают с зеркалами в полный рост и выдвижными отсеками.
Она сидела за туалетным столиком у окна, в зеленом шелковом пеньюаре, с сигаретой во рту, и расчесывала волосы.
Я опустился на колени на обшарпанный пол сеновала, не смея отвести от нее глаз. Казалось, я мог разглядеть малейшую деталь ее облика, то, как ритмично вздымалась и опускалась ее грудь при дыхании, дымок от сигареты, поднимающийся к потолку, блики света на медных волосах, белую кожу в вырезе пеньюара – игра света и тени завораживала меня, как кролика завораживает немигающий взгляд удава.
Пять минут прошло, или пять секунд, или вечность? Не знаю. Стоя здесь – на коленях, в темноте, – я перестал ощущать время.