и старшего брата. Вопросы: «Как ты мог? Разве это ты положил сюда деньги? Это деньги бабушкины» глубоко врезались в мой мозг. К тому же, я не мог смотреть в их осуждающие глаза, было больно. И последней каплей стало то, что никто не спросил: «Где деньги? Верни назад». Всем было ясно, что я их потратил, а вернуть естественно не смогу. В тот день за тридцать бабушкиных копеек я купил деталь модулятора нравственности. Если Эмми видела эту сцену, то понять её суть она бы не смогла, впрочем, как и многие другие, когда я собирал по частям собственный «Модулятор». Другая моя бабушка была с детства богомольной, то есть верующей. И это неудивительно потому, что она родилась в конце девятнадцатого века и помнила царя. В «красном углу» её комнаты висела икона с ликом Николая Чудотворца, а под иконой висела лампадка с конопляным маслом и чадила. Лик иконы под ризой был почти не виден, только глаза выделялись на прокопченном лице, смотрящие с проникновенным укором. Как-то я обнаружил в буфете пакет шоколадных конфет. Дома никого не было, а я заполнял свой досуг чем придется: листал книжки, играл с котёнком, смотрел в окно… и поглощал конфеты. Бабушки всё не было и не было, а конфеты таяли и таяли. Наконец бабушка вернулась и позвала меня к столу обедать. После съеденных конфет, обедать было выше моих сил. Зная, что на аппетит я никогда не жаловался, бабушка заподозрила неладное и обнаружила пропажу сладостей. На вопрос: «Где конфеты?», я ответил, что пока она ходила в магазин пришёл дядя Володя (сын бабушки) и забрал конфеты с собой. Она внимательно посмотрела на меня и промолчала. У меня отлегло от сердца в надежде, что всё сошло с рук. Немного спустя я спросил: «Ба, а почему у Николы Чудотворца такие печальные глаза?». Она, помолчав немного, ответила: «Потому, что он святой и переживает за каждую душу, которая грешит». «Что такое грех?» – спросил я. «Врать – это грех!», – ответила бабушка. Вот так, всего за кулёк, съеденных конфет я узнал, что у совести печальные глаза.
– Эмми.
– Слушаю.
– Я поразмышлял чуток и понял, что ты не могла видеть плохих поступков потому, что невозможно записать в память укоры совести. Их нужно пережить самому.
Боги бывают разные
Эмми, в своих выводах на основе только лишь просмотра фотографий и некоторых воспоминаний смогла обрисовать мой портрет с высокой степенью точности, что говорит о её знаниях в области психологии и тонкой женской интуиции. Её вердикт меня обрадовал и огорчил одновременно. Обрадовал положительной оценкой, но огорчил моим поверхностным отношением к ней как к личности. Я мог бы более подробно изучить её память, и подтвердить ей своё расположение. Этот «нравственный ляп» нужно исправить при первой же возможности. Размышления прервал голос, и я увидел, что-то наподобие полу – птицы, полу – зверя с зубастой пастью и огромным приплюснутым носом. На голове что-то наподобие рогов, а лапы вооружены длинными острыми когтями. – «Вас ожидают», – проурчал довольно низкий голос зверя.
У меня мелькнула мысль: «Оно еще и говорящее?»
– Нас? – как-то робко отозвалась