Резким движением руки она оторвала листочек и протянула мне.
– Возьмешь?
– Ох нет, пусть он лучше останется у тебя.
Она еще несколько секунд держала его в руках, но после затем все-таки вложила оторванный листок обратно в блокнотик.
– Ладно, вернемся к этому позже. Мы же все-таки на вечеринке, – ее глаза сверкнули. – Пойдем покажу хоть что здесь происходит, это не то место, чтобы мрачно сидеть у барной стойки. Есть более подходящие, уж поверь мне.
Она взяла меня за руку и повела за собой. И только в тот момент я заметил то, что меня на секунду повергло меня в шок. Красные нити, что были повсеместно, оплетали и проходили сквозь меня, окружавших людей, сквозь предметы, дома, деревья, проникали в каждую трещину и излом – они ее не касались. Словно было какое-то магнитное поле – они лишь обволакивали ее, не проникая, оставались на почтительном расстоянии. Начертанные символы на ее спине оставались единоличным божеством.
– Ты хоть знаешь, куда пришел то? – спросила она вполоборота.
– Конечно, это – презентация книги.
– Знаком с автором?
– Только по обложкам в книжном.
– Хм, рекомендовать читать не буду. Все-таки довольно своеобразный материал, не со всем в моем вкусе. Пойдем познакомлю. Не забудь сказать ему что-нибудь приятное, писатели обожают лесть. Несносные дети, но с ее помощью они становятся кроткими и послушными. Удивительная вещь, такие умные люди, но опускают колени перед такой простейшей уловкой. И что особенно забавно, чем сказанные слова подобострастнее, грандиознее и бессовестнее, тем охотнее они им верят.
– Ну все мы страдаем этим. Не только же крупные писатели.
– Твоя правда, – согласилась она.
К. подвела меня к довольно многочисленной и громкой группе людей, стоявших полукругом. Все они, словно планеты разной величины, этим вечером кружились вокруг одной звезды. В роли центра выступал небольшого роста мужчина в черном костюме с щегольской бордовой бабочкой. Черные, слегка поредевшие волосы, украшали прожилками седые пряди. Он довольно скованно жестикулировал, как-то неловко, словно своим телом он обзавелся совсем недавно и только учился им пользоваться, и то и дело поправлял очки в тонкой металлической оправе. Он что-то рассказывал с виноватой улыбкой, немного смущаясь, но было очевидно, что он в восторге от такого приема. Окружавшие женщины смотрели на него с восхищением, ловя каждое отпускаемое им слово в позах глубокого почитания и любви, впрочем, как и мужчины. И он, чувствуя себя под светом софитов восторженных глаз все больше и больше входил в роль, которую сам для себя и выбрал. По крайней мере, на этот вечер.
– Ох, моя прелестная К., – он неожиданно прервал свое повествование, обнаружив в однородной стене почитателей мою проводницу. – Что за великолепный вечер! Я так рад видеть Вас.
"Вас". Он произнес это так омерзительно слащаво, что меня передернуло. Стало ясно, что роль себе он подобрал почитаемого писателя начала прошлого тысячелетия, поклоняющегося Искусству, именно с большой буквы. Не какому-то новому, авангардному, живому искусству, а тому самому