вы это сделали? Вы испытываете меня? Хотите погубить мою и без того несчастную грешную душу? Если бы я знал, я никогда не согласился бы.
– А вы и так не согласились, – спокойно ответил он. – Что же касается вашего «если бы я знал», – он довольно улыбнулся, – никто ничего не знает наперед, и никто не может повернуть ход событий. Вы что думаете, если вы угробили самолет, перестреляли экипаж, этим вы сняли грех с души? Мертвые восстали из радиоактивного пепла? Вы лишь взяли на свою совесть грех за убийство экипажа, вот и все. Обманули себя, «я вот какой честный, я не хотел, я всех наказал, искупил»! Вздор! Ничего вы не искупили, вы лишь дали волю своим эмоциям, проявили слабость. Эго победило, страх вас обуял, а знаете, почему? Потому что на самом деле вы не тот пилот, Paul Tibbets вернул бомбардировщик на базу, прожил долгую жизнь после Хиросимы, дослужился до звания бригадного генерала ВВС США и ни капли не раскаивался в том, что он сделал, вплоть до самой смерти 1 ноября 2007 года. Все дело в вашем эго и в том, что вы, конечно же, как современный человек, естественно, знаете, чем закончилась бомбардировка Хиросимы, сколько людей погибло сразу и потом. Страшно стало за свою душонку?
– Очень!
– А скажите мне, дорогой пилот, а если бы это была простая бомба? Вы же легко дали команду о бомбометании, не задумываясь, и только когда девочки вам сказали, что объект – Хиросима, вас накрыло. Что, если бы это была маленькая деревня, а не большой город с 70-тысячным населением, от этого вам было бы легче?
– Я не знаю, Шеф, не мучайте меня.
Ян изобразил гул бомбардировщика и звук падающей бомбы, совсем как у Pink Floyd в альбоме The Wall.
– Сидит вечером мирная семья, ужинает, а тут – бух! – Ян сделал большие глаза. – Что, меньший грех? Просто потому что меньше людей погибло?
– Шеф, я сойду с ума,
– А когда голову топором рубили? Легче было? Кстати, вы опять пристрелили моего пуделя, хотя давеча его обнимали и просили прощения.
– Не знаю, почему меня срывает на него, – честно признался я.
– Он провокатор, это его роль, вы отвлекаетесь на мелочь, срываетесь на эмоции, вам от этого легче, но ничего это не меняет! Пепел и прах позади самолета.
– Замолчите! – я вскочил. – Я не вынесу всего этого.
Ян с интересом смотрел на мои эмоции, в его правой руке был бокал, а левой он теребил за ухо своего пуделя.
– Все относительно, как говорил один мой знакомый еврей, не Кац.
– Но как же быть? Таких вещей нельзя допускать! Это чудовищно!
– Видите ли, Рыцарь, человечки – социальные животные, с одной стороны, а с другой – дико эгоистичные. Когда им удобно, они обычно говорят «мы». Ненавижу это слово, в нем всегда есть какой-то подвох, когда человек говорит «мы», уже понятно, что он не готов нести ответственность за то, что говорит, а пытается «размазать» ее, поделить с кем-то, тем самым выгораживая себя. А хуже всего, когда вместо «мы» говорят «народ», – Ян поморщился, – вот тут уже начинается преступление! Народ! Кто это такие? И почему этот