круга, -не поднимая головы и почти не разжимая губ, промолвил Биркан, – возможно, он не слишком плох, но я всё же предупреждаю тебя: не рассказывай слишком много и не поддавайся первому впечатлению. Оно часто обманывает.
– Биркан… – простонала Амисалла, но послушно пробормотала: – Хорошо, я буду настороже.
Всю ночь она провела, почти не смыкая глаз и воображая, как Сомер приедет к ней завтра, как они устроятся друг напротив друга и вдоволь поговорят о медицине, о последних научных открытиях (Сомер не может не следить за наукой, если он действительно собирается стать врачом!); а потом, когда ему уже настанет время возвращаться в загадочный дворец к ногам неадекватного наследника, она расскажет ему о своём родном городе, о своём Филисоте, по которому тосковала почти так же сильно, как и по покинутой семье. Столица заслуженно звалась прекраснейшим городом, но её изящно изогнутые высокие крыши, обращённые коньками в виде оскалившихся львов к востоку, которые равномерно покрывались шелухой солнечного и лунного света, не вызывали в сердце короткой сладкой дрожи. Её шумные парки, машущие листьями, словно опахалами, тонкие древесные стволы в длинных парках, даже площади были разбиты в соответствии со строгими геометрическими правилами, и в безукоризненной красоте, чистоте и организованности не ощущалось отголосков души и сердца создателя. Даже когда кровавый закат обнимал Столицу, и налитые багровым цветом облака прокалывались островерхими шпилями дворцовых башен, город оставался всё так же безучастно восхитителен и отстранён от прочих мирских проблем. Филисот запомнился Амисалле совсем иным. Пусть на его ухабистых холмах дома, магазины и заводы бывали разбросаны в живописном беспорядке, они соединялись невидимой линией родства, и смена времён года и даже времени суток затрагивала каждый дом, каждую кривую, но широкую и удобную дорогу, каждое окошко в высокой башне важных правительственных учреждений. Амисалла часто просыпалась в светлые лунные ночи и, высовываясь из широкого окна, с тоской смотрела в небо, мерцающее серебряными звёздами, и вспоминала, как в это же время она могла бы сидеть в беседке во дворе родительского дома, касаться приятно знакомой шершавой поверхности круглого стола и вдыхать пьянящий аромат цветов в ухоженном цветнике матери. Глядя на непримиримо изломленные или чудно ровные здания Столицы, окружавшие её, она не могла не подумать без ностальгии о милых округлых формах Филисота, о том, как особенно раскладывался свет на радужный спектр в окнах и в озёрной глади…
Но этой ночью Амисалла думала совсем о другом. Она спрашивала себя: будет ли Сомер? Ведь он обещал ей! Надеясь, она не находила себе места от тревоги и нетерпения, она каждую минуту считала, пока с отвращением занималась утренними рутинными делами. Ей даже не хотелось спускаться к завтраку, так как она опасалась, что Биркан угадает её мысли. Но всё же, пересилив себя, она сошла вниз – и оказалось, не зря. Биркан предпочёл есть в своём кабинете: он иногда делал