не очень надеяться, двинулась туда, куда требовала стрелка.
Добравшись до совершенно пустой в этот час дорожки (практически все жители близлежащих домов по утрам добирались до своих работ другими путями, ведущими к стоянкам автомобилей, метро и прочему транспорту), Кира огляделась и обнаружила вторую такую же стрелку с такой же надписью, ведущую налево.
Хорошо, пойдем налево.
Стрелки повторялись каждые двадцать-тридцать метров, и Кира умилилась трудолюбию автора неведомого сюрприза: полночи, небось, пришлось возиться…
Она уже почти совсем перестала опасаться, что ее надежда снова, как и во все предыдущие дни рождения, не оправдается, как вдруг обнаружила, что на лавочке, маячившей за очередной стрелкой, что-то лежит.
Нет, там точно что-то лежит – что-то трогательно голубенькое с красным…
Кира ускорила шаг, миновала последнюю стрелку и застыла рядом с многообещающей лавочкой.
На ней стоял маленький игрушечный рояль.
Поверх голубой крышки тем же красным цветом, что и на стрелках, крупными кривыми буквами было написано «Ха-ха!».
Кира, не обращая внимания на знакомый ледяной взрыв внутри, осторожно шагнула (впрочем, скорее дважды медленно переставила ноги) в сторону лавочки.
Рояль был похож на музыкальную шкатулку. Во всяком случае, сбоку торчал такой рычажок, какой бывает у таких шкатулок. Повертишь рычажок, откроешь крышку – играет.
Кира аккуратно попробовала крутнуть рычажок. Он был заведен – или, может быть, сломан.
Открыть крышку? Или опасно?
Но если не открывать, то смысл послания так и останется неясным.
Да ладно, чего притворяться-то? Если посмотреть на всю цепочку событий – все вполне ясно. Не ясно только, за что так уж сильно лупить. Тогда зачем вообще этот злобный рояль открывать?
Нутряной холод мучил все сильнее, и Кира все-таки открыла крышку.
Ну конечно, «Мой милый Августин». Помнится, еще в детстве у всей их компании эта безобидная мелодия была символом примитива, банальности и пошлости – не только музыкальной.
Кира бессильно задохнулась, скривившись от отвращения, схватила игрушку и побежала назад по дорожке – туда, где можно было спуститься по лестнице с крутого склона к набережной.
Рояль все время норовил выскользнуть из рук, но Кира каждый раз успевала его поймать, шепотом, но очень грубо ругалась, подхватывала поудобнее и все ускоряла и ускоряла шаги…
Сбежав по лестнице к реке, она, не глядя по сторонам, метнулась через дорогу. Слева кто-то яростно засигналил, но звука отчаянного торможения не последовало – значит, машина была еще довольно далеко, и Кира помчалась дальше.
Почти врезавшись в парапет набережной, она прямо с разбегу швырнула рояль в Москва-реку. На лету рояль обиженно взмахнул крышкой и шлепнулся в густую темную воду – даже на вид ледяную.
…Хоть она и опаздывала