голову и шире в плечах, а начинает топтать его ценный товар, и тут же валится от резкого тычка.
– Ах ты, сука! – ревёт Студент, сжимая кулаки. – Ты знаешь, на какие бабки сейчас попал?
– Кто сука?! – Лысый пытается встать, но вновь падает на траву, это в "беседу" вступил Чича. Лысый негодует: – Шо ты, Чича, за кого мазу тянешь? Шо это падло на меня гонит? Слышал, он меня сукой назвал. Пацаны…
– Правильно назвал, – голос Чичи спокоен, но Лысый слишком хорошо его знает. – Ты нормальному пацану товар попортил, должен ответить.
– Да я отвечу, но он же меня сукой обозвал при пацанах! Слышь, ты, Студент, ты борзый, да? – Не совсем понятно, как Лысый собирается, если что, драться со Студентом, ведь его противник больше и сильнее. Похоже, вся эта выходка – просто истерика.
– Сиди спокойно, базарь тихо! Рабы рядом, – пацаны переглядываются. А ведь Чича прав. Это закон – не ссориться при дикарях, не устраивать разборок. Поддерживать авторитет надо не только оружием.
Но Лысый заводит себя всё больше и больше.
– Кого бояться, скотов этих, лохов этих первобытных? Я, что ли, их бояться должен, вот этих козлов?! – Бесится он. На беду, мимо, как раз проходит один из рабов, тащит какие-то бурдюки. Не помня себя, Лысый пинком опрокидывает его на землю и начинает молотить тяжелыми армейскими ботинками несчастного дикаря, вымещая свое раздражение. Он бьет так остервенело, что через минуту, всё уже кончено, тот лишь хрипит, но щуплый, брызжущий слюной, матерящийся "хозяин", продолжает избивать почти бездыханное тело.
Хлопок выстрела. Фонтанчик из пыли взметнулся у самых ботинок Лысого. Шагах в двадцати стоит сам Батян с пистолетом в руке. Шеф не очень любит стрельбу, видно на этот раз, Лысый его действительно "достал". Сам Батян выглядит колоритно: новенький американский камуфляж, ноги обуты в "казаки" на высоком каблуке, чтобы казаться выше, венчает композицию чудовищной афро-американской расцветки кепка какого-то клуба. И хотя пузатый Батян выглядит несколько комично, Лысому совсем не до смеха. Чича уже стоит у него за спиной, готовый выполнить любой приказ шефа, но Батя лишь подзывает буяна к себе.
– Что, гарсон, нервишки расшатались? – Лысый пару сезонов отработал официантом в Судаке и не любит, когда ему это напоминают. А Батян хорошо это знает.
– Да, понимаете, Михал Ильич…
– Ты, козёл, – Батян, словно приговор читает – только что угробил работника, здорового и сильного. Завтра он должен был отправиться на урановую…
– Да ну что Вы, Михал Ильич, ну, погорячился я. Бока запорол…
– Не перебивать!.. Так вот, этот дикарь должен был пахать на меня. И на всех пацанов. Понял? Ты его убил, а я – потерял бабло.
– Шеф, ну, чего там, зверьков этих жалеть… Зато остальные спокойней будут…
– Туго врубаешься? Я не о нём, я о своём убытке! Ты, сявка, меня прокидал, ты всю братву прокидал! – Лысый бледнеет, бормоча невнятные оправдания, а Батян продолжает: – Нервы, значит, расшатались. Подлечим. Отправим, наверно, вместо