Родители просили занять тебя чем–то, но об этом мы еще поговорим. Хочешь отдохнуть? Тогда пойдем, покажу тебе твою комнату.
Комнатой оказался чердак, занимавший половину крыши дома. Вторая половина была плоской, и представляла вдовью террасу, или просто большой балкон, на который Эрик в любой момент мог выйти. На террасе стояли несколько плетенных кресел и столик. Внутри чердачной комнаты было уютно. Кровать, с несколькими матрасами и одеялом, наполненным периной была потрясающе мягкой. Едва лишь Эрик прилег на нее, так просто, почувствовать кровать, его тело тут же поддалось усталости и он уснул.
Проснулся он поздно вечером. Уже смеркалось и здесь, наверху, становилось холодновато. Эрик замерз, его суставы стали ломкими и неприятно болели, а при каждом вздохе внутри легких, кажется, гулял лесной ветер. Его взгляд уткнулся в помятый листок бумаги, письмо его отца. Он пытался прочитать письмо еще в поезде, но первые строчки, а вернее их почерк, его разочаровал. Почерк был мамин.
Эрик подошел к окну, но в лесу ничего не было видно, дневная тень между деревьями превратилась в вечерний мрак. Потом он услышал какой–то шум. Кажется, кружка разбилась. Эрик подошел к лестнице, ведущей вниз, лег на пол и прислушался. Грубый незнакомый голос велел:
– Прекращай уже Вильямс. Сейчас я тебя оставлю, уйду по своим делам, забуду произошедшее, приеду домой, поужинаю, выпью виски и лягу в постель. Ты же будешь мучиться и думать, что дальше делать с журналом. И либо ты его закроешь, либо будешь писать ту чепуху, из–за которой его и покупают.
– Если это чепуха, то зачем вы пришли, сэр?
– На меня наезжают эти попы! Если ты не прекратишь, они пойдут к мэру, они очень любят жаловаться своим друзьям. Они… меня уволят, вот что. И куда мне прикажешь идти в этом вонючем городишке? К тебе в газету?
– Я всегда готов вас принять, сэр. Будете моим компаньоном.
– Да… – взбешенный господин слегка поумерил свой пыл. – Скажи, Вильямс, как твой компаньон, сколько я буду зарабатывать?
– Сто долларов, сэр.
– В день?
– В год.
– Иди к дьяволу!
Послышались шаги и на мгновение перед Эриком возник этот невоспитанный гость. Он был очень толстым, лицо буквально слоилось, отдельным слоем накладывался нос, отдельным губы, отдельно щеки–одеяла, редкие волосы расступались ближе к затылку в маленькое озерце лысины, напыщенной красной кожи. Этот человек был в костюме, а на груди висела звезда шерифа. Вот с кем так почтительно общался дядя Пибоди.
Эрик вернулся к кровати, достал блокнот, и, вдохнув воздух сосен, из которых был выложен дом, и лесного вечера, написал:
«Узнать, чем промышляет Пибоди. Отношения между Пибоди и Твигги – это любовь?.. Стоит ли мне тут оставаться? Если нет, то обязательно достать книгу по выживанию в лесу»
Снизу послышалось уже знакомое:
– Ну–с…
И Эрик тут же раскрыл блокнот, собираясь добавить к приметам дядюшки Пибоди привычку добавлять букву «с» к своей речи всякий раз, когда он что–нибудь решит, как вдруг Пибоди Вильямс собственной персоной