листы, исписанные прошлой ночью: пойдут на растопку очага. На полях черновиков переводов с синтийского и заметок по хронологии летописей Шестистороннего щерились пришедшие на запах крови бесполезные строчки. Их Нимо сожжёт с особым удовольствием.
Окна, снаружи
покрытые солью
ушедшего моря.
Покрытые кровью
чудовищ, которые
ночью отчаянно бились
в твои безответные стёкла,
попались в сети зари
и сдохли…
Вода из бочки, как всегда, пахла старым деревом и морем. Унимо набрал чайник, зажёг огонь в очаге – воспроизводя этот нехитрый ритуал, слишком простой, чтобы на нём можно было сосредоточиться и спрятаться от мыслей. Мыслей-чаек. Чаек-переростков с острыми клювами.
Кофе давно закончился. Мица обещала привезти, когда они с мужем поедут на ярмарку урожая в Навитер – ближайший город Островной стороны, в котором кофе не отдавал утренним уловом.
Мица. Нимо смотрел в огонь, ожидая, пока закипит вода. Мица приходила вчера с шестилетней Фиолой, они так же сидели и ждали, пока приготовится чай. Унимо водил девочку полюбоваться видом с галереи маяка, тонкими стёклами ламп и огромной изогнутой линзой – ей, казалось, никогда не надоедало это единственное развлечение, которое мог предложить «дядя Нимо». Она спрашивала про дельфинов, и про корабли, и про ночь. То, что смотритель мог не спать ночью, было для Фиолы, видимо, неоспоримым доказательством избранности и недостижимой мечтой.
Мица приходила к смотрителю маяка два или три раза в месяц, приносила почту и договоры, сыр, хлеб, сушёные травы, передавала просьбы из посёлка. Они, как взрослые, пили чай и обсуждали погоду (о, эта тема у моря была неисчерпаема!) и нехитрые новости местных жителей. Иногда вспоминали Трикса, совсем редко – Форина, никогда – Мицу и Нимо.
Как-то давно, ещё в другом мире, Мица сказала, что Нимо уедет с маяка. А она останется. Она и осталась. Спустя пять лет вышла замуж за молодого рыбака (Нимо даже был на свадьбе – он помнил раздражающее ощущение песка в надетых по случаю новых ботинках, когда он вместе с другими плёлся вдоль берега в праздничном шествии, держа на нитке рвущегося в небо воздушного змея с блестящим на солнце хвостом), переехала от отца-старика Петрела, который стал ещё более угрюмым и теперь почти не выходил из дома, через год – родила дочку, а сейчас ждала второго ребёнка. Она осталась, да.
Сначала Унимо пытался общаться с жителями посёлка, но потом, устав натыкаться на отражение Форина в каждом их взгляде, стал всё реже приходить на большую землю. А затем и вовсе ограничился походами к Петрелу за новыми письмами для перевода и припасами. Мица сначала пыталась выманить Унимо, звала его гулять, притворялась, что всё как раньше, как в детстве. Потом обижалась. А потом поняла, что её друг действительно уехал – и тогда первый раз почувствовала, каково терять друзей, впервые чуть отошла в сторону и с научным любопытством смотрела на