саблю из булатной стали, всю коллекцию метательных ножей и даже заплечный мешок с редчайшими зельями ему пришлось оставить в караульной. Нет, он, разумеется, предупредил тамошних обитателей, что трогать его вещи без спросу – очень плохая идея для тех из них, кто планирует ещё когда-нибудь заиметь детей, но всё равно не был до конца уверен в их сохранности.
– Ну ладно – всё вроде бы в порядке, – объявил наконец стражник и вернул грамоту взбешённому им же сержанту, а потом переключил своё внимание на ловчего: – Так… А ты кто? Сними капюшон и предъяви документы!
Малик выполнил первое его требование, но на большее терпения ловчего уже не хватило:
– Для начала, – произнёс он и сделал шаг вперёд, чтобы факелы осветили его лицо полностью, – я посоветовал бы тебе, Уолт, убрать эту наглую, самодовольную ухмылку со своей безобразной рожи, а затем отыскать в вашем гадюшнике какого-нибудь другого недоумка, умеющего читать хотя бы по складам. Пускай он просмотрит грамоту ещё раз, и тогда ты, без сомнений, получишь ответ на свой вопрос.
Уже заканчивая речь, Малик пожалел, что не сдержался, да и к тому же подумал, что малость перегнул палку: улыбка стражника и правда исчезла, сменившись злобной гримасой, а и без того большие глаза практически вылезли из орбит. Сержант же и вовсе стоял словно громом поражённый и лишь очень тихо нашёптывал себе под нос какие-то ругательства.
– Беспалый! – взревел вдруг Уолт, и лицо его тут же приняло самое добродушное выражение. – Сдохнуть мне во тьме! Это правда ты?!
– Оставим расспросы на потом, ладно? Где сейчас твой господин?
– Его милость в Малом чертоге – заканчивает приём, – объяснил караульный и немедленно отодвинулся в сторону, освободив проход.
– Отлично, – сказал Малик, совсем не обрадованный услышанным, и, повернувшись к сержанту, добавил: – Дорогу я помню, дойду один.
Как он и думал, Уолт немедленно воспользовался предоставленной возможностью и перегородил своему недругу путь, едва ловчий оказался внутри. Пожалуй, Малику так поступать не следовало – во всяком случае, сержант подобного обращения ничем не заслужил. Даже напротив – его честность и прямота в известной степени нравились ловчему, но он и позволил себе эту маленькую месть как раз за тем, чтобы более не держать зла на человека, притащившего его сюда против воли.
Дорогу же Малик и правда знал так хорошо, что смог бы пройти по ней с закрытыми глазами: сначала через круглый барбакан до вторых ворот под неусыпными взглядами караульных, следивших за ним с вершины зубчатых стен; затем налево и вверх по склону – мимо двух стрелковых башен и тренировочного поля, где даже с наступлением сумерек мечи продолжали наигрывать любимую мелодию Старого Йена. Грозного капитана гвардии называли так ещё до того, как Малик впервые оказался в баронском замке, и с тех пор Йен мало изменился – только ещё сильнее постарел, но, судя по всему, всё также изо дня в день, в любую погоду, от рассвета и до самой ночи – при свете факелов – он без