и заботливо расправила на постели. – Будем вставать?
Её участие было искренним, улыбка настоящей, и именно ей я рискнула задать вопрос, который не оставлял меня с того момента, как я открыла глаза в этом странном месте.
– Где я?
Машута смешалась, потупилась.
– Я… я думаю, что об этом тебе лучше поговорить с Ирэн.
– Это ведь не приют? И не больница?
– Нет, – нехотя признала она.
– Тогда что? Просто скажи – где я?
– В Оазисе, – Машута снова заулыбалась. – Ты в Оазисе, а это куда лучше, чем в приюте, уж поверь мне, я сама приютская.
Это признание ещё больше расположило меня к Машуте. Я оживлённо подалась вперёд.
– Ты сирота? А сюда как попала? А что это – Оазис? Зачем мы здесь? Кто такая Ирэн?
Поток моих вопросов прервал звук шагов за дверями, и мы снова увидела на пороге доктора. Он улыбался.
– К нашей больной посетители! Пойдём, Машута, не будем мешать.
За его спиной нетерпеливо переминалась с ноги на ногу Яринка.
Подруга сразу бросилась ко мне, хотела обнять, но испугалась многочисленных бинтов и только неловко затопталась у постели, жалобно ойкая. А я смотрела на неё во все глаза, да так, что даже не заметила, как доктор и Машута оставили нас наедине.
Яринка была без косы, с распущенными волосами, и, пусть за последние дни нашей свободы я к этому как-то уже привыкла, но видеть её простоволосой в помещении всё равно было странно. Да и не это главное. Больше всего меня поразила одежда. На подруге оказалась ярко-жёлтая куцая маечка с блёстками и то, что я поначалу приняла за трусики и что при ближайшем рассмотрении оказалось обрезанными по самую попу голубыми джинсами.
Шорты! Шорты, вот как это называлось. Летом в Маслятах взрослые иногда надевали похожие, работая в огородах или на покосе. Но такое было редко, по-настоящему жаркие дни в Сибири выдавались нечасто, а таёжные паразиты – комар и мошка – не дремали. Я шорт никогда не носила: было бы глупо, постоянно лазая в травяных зарослях, оставлять ноги беззащитными перед крапивой и осокой.
И вот здесь, сейчас, в этом загадочном месте, которое Машута назвала почему-то Оазисом, моя Яринка одета в то, что невозможно было вообразить. И, надо сказать, такой наряд украсил мою подругу, как не украсило бы, наверное, ни одно самое нарядное платье. Она казалась лёгкой как пёрышко и свежей, как ещё не высохший мазок краски. От её яркости (рыжий, жёлтый, голубой) зарябило в глазах, а ведь я привыкла всегда видеть Яринку облачённой в коричневые, тёмно-синие и серые тона, цвета школьной формы и повседневной одежды приюта. Кто бы мог подумать, что одежда может настолько изменить человека!
– Яринка, ты… ты такая…
Но закончить мысль мне не удалось, потому что подруга всё-таки изловчилась приобнять меня, не затрагивая бинтов, и разревелась. Я жутко перепугалась, подумав, что слёзы вызваны чем-то, чего я ещё не знаю, что на самом деле мы попали в какое-то ужасное место, где нас не ждёт ничего хорошего. И чуть сама