2.
На свободе.
– А как мы теперь назад? – тревожно спросила я у Яринки, но она поглядела на меня совершенно безмятежно.
– Да так же. Дождёмся, когда поезд остановится, и спрыгнем. А потом по рельсам обратно, времени у нас полно.
И я успокоилась. Действительно, впереди ещё почти трое суток, по крайней мере, будет чем их занять, вместо того чтобы бесцельно ходить кругами по лесу.
Мы устроились у бортика, положив на него руки, и любовались проносящимися мимо пейзажами. Когда попадался переезд или жилые дома, приходилось снова ложиться на дно платформы, но это случалось не часто. Вдобавок ко всем радостям, тучи, обложившие небо со вчерашней грозы, начали быстро рассеиваться, показалось солнце, и под его лучами и встречным ветром наша сырая одежда начала стремительно сохнуть.
Так прошёл час. За ним другой. А поезд и не думал останавливаться. Я всё чаще косилась на Яринку и видела, как постепенно безмятежность на её лице уступает место сомнениям, а на лбу всё яснее обозначается знакомая тревожная складочка.
Когда солнце на уже совершенно безоблачном небе минуло зенит и начало склоняться к западу, я придвинулась к подруге и прокричала сквозь грохот колёс:
– Ярин, когда он остановится?
Она замешкалась с ответом, что само по себе было очень дурным признаком, а потом призналась, избегая моего взгляда:
– Я раньше только на электричках ездила! Они останавливались очень часто! А этот… не знаю…
Я помолчала, пытаясь осознать серьёзность этого заявления. Вот же Яринка… электрички у неё! Но обвинять подругу не было ни желания, ни смысла, всё равно она молодец, что придумала запрыгнуть на этот поезд, ведь тогда иного выхода у нас не было. Если бы не это, сейчас, скорее всего, быть нам уже пойманными.
В течение дальнейших нескольких часов мы не разговаривали. Не потому, что трудно было каждый раз перекрикивать грохот мчащегося в неизвестность состава, а просто – о чём теперь говорить? Поезд не останавливался, он, равнодушно стуча колёсами, увозил нас всё дальше от приюта, от нашего леса, от встречи с другими. Я не знала его скорости и никак не могла её измерить, но уже понимала, что позади осталось такое расстояние, которое нам не пройти пешком и за две недели, не то что за три дня. Сначала я тешила себя мыслью, что мы сможем так же запрыгнуть на другой поезд, идущий в обратном направлении, и вернуться. Но, чем дальше мы ехали, тем больше я видела стрелок и поворотов, рельсы то разветвлялись, убегая в разные стороны, то снова собирались в одно полотно. И не было никаких гарантий, что, даже если нам удастся запрыгнуть в другой поезд, он не увезёт нас в совершенно чужом направлении.
Глаза уже устали от мельтешения деревьев и столбов, солнце пекло нестерпимо, и мы легли у переднего края платформы, который хоть как-то мог защитить нас от встречного ветра. Прикрыли головы полами пальто, создавая искусственную тень. От бесконечных тряски и грохота я впала в некое потустороннее состояние, где время совсем не ощущалось. Может быть, даже задремала,