Павел Николаев

Встречи на московских улицах


Скачать книгу

жирномордый, чёрный, кудлатый, с очень толстыми губами, всегда мокрыми. Обожал целоваться («Этими-то мокрыми губами!» – возмущался поэт).

      После перехода на сторону большевиков Блюмкин возглавлял охрану народного комиссара республики по военным и морским делам. Поэтому днём находился с Кремле, а вечера проводил в «Кафе поэтов». Как-то молодой Игорь Ильинский вытер старой плюшевой портьерой свои латаные полуботинки.

      «Хам», – заорал Блюмкин. Мгновенно вытащив из кармана здоровенный браунинг, он направил его чёрное дуло на артиста: «Молись, хам, если веруешь!»

      Ильинский побелел как полотно. К счастью, рядом оказался Есенин:

      – Ты что, опупел, Яшка?

      – Бол-ван!

      Есенин повис на руке Блюмкина, а тот орал:

      – При социалистической революции хамов надо убивать. Иначе ничего не выйдет. Революция погибнет.

      Есенин отобрал у фанатика потрясений оружие:

      – Пусть твоя пушка успокоится у меня в кармане.

      – Отдай, Серёжа, отдай. Я без револьвера как без сердца.

      Блюмкин был лириком, любил стихи, любил славу (и свою, и чужую), но храбрецом не был. ЦК левых эсеров вынес постановление: «Казнить предателя». На этом поприще у эсеров был немалый опыт. Блюмкин, уже однажды смотревший в лицо смерти, трусил. Перед закрытием кафе он обычно просил Мариенгофа и Есенина проводить его до пенат. Расчёт был прост: не будут же левоэсеровские террористы ради «гнусного предателя» (как именовали они бывшего однопартийца) убивать сопровождающих его молодых поэтов. Первый из них вспоминал:

      – Свеженький член ВКП(б), то есть Блюмкин, жил тогда в «Метрополе», называвшемся 2-м Домом Советов. Мы почти каждую ночь его провожали, более или менее рискуя своими шкурами. Ведь среди пылких бомбошвырятелей мог найтись и такой энтузиаст этого дела, которому было бы в высшей степени наплевать на всех подопечных российского Аполлона. Слева обычно шёл я, а справа – Есенин, посерёдке – Блюмкин, крепко-прекрепко державший нас под руки.

      Как-то Блюмкин предложил своим «охранникам»:

      – Ребята, хотите побеседовать с Львом Давидовичем? Я могу устроить встречу.

      – Хотим!

      – Очень!

      – Устраивай!

      Через неделю Блюмкин пришёл в Богословский переулок, где проживали поэты:

      – Ребята, сегодня едем ко Льву Давидовичу. Будьте готовы.

      Мариенгоф был болен, но сразу оживился и, разбинтовывая шею, попросил:

      – Дай, Яшенька, пожалуйста, брюки.

      – И не подумаю давать. Лежи, Анатолий, я не могу позволить тебе заразить Троцкого.

      – Яшенька, милый…

      – Дурак, это контрреволюция!

      – Контрреволюция? – испуганно пролепетал Мариенгоф.

      Пришлось охраннику наркома ограничиться одним Есениным. Для начала беседы Сергей Александрович передал Троцкому только что вышедший номер журнала имажинистов «Гостиница для путешествующих в прекрасном»[3]. Поблагодарив за журнал,