на верхнюю площадку башни, а до вечера, когда он, Жюстен, сменится и спустится во двор ужинать, хозяйский гнев двадцать раз пройдет. Да и мост этот переживет, надо думать, их обоих…
Внутри замок выглядел, как и почти все подобные ему замки. Основное место занимала центральная каменная постройка, внизу которой были две просторные комнаты, предназначенные для дружины и охотников, а на втором этаже обитал сам хозяин. Рядом лепились открытые конюшни, деревянный свинарник и загон для овец. Слугам полагалось жить в лачужках, пристроенных к западной стене замка. Однако хитрая Флорестина, двое пастухов и свечник давно перебрались в нижнюю часть одной из башен, более теплую и уютную, а лачуги служили для хранения хвороста, сена и всяких хозяйственных мелочей.
Мона Бертрада, свояченица барона, жила, как и он, во втором этаже замка, завладев комнатой покойной сестры и поселив туда же свою служанку, такую же, как она, сухощавую и злющую старую деву. Раймунд старался как можно реже с ними встречаться, а потому, вернувшись с охоты, входил в свои покои не по основной, а по внешней лестнице, которая вела прямо в центральный зал.
Этот зал представлял собой огромное помещение с необычно высоким потолком, по той причине, что над ним не было третьего этажа, и потолок его был собственно кровлей, которую поддерживали мощные бревенчатые стропила. Отверстие, через которое выходил дым большого очага, в дождливые дни прикрывалось деревянной створкой. Через высокие и узкие слюдяные окна проникало не так много света, и зал обычно бывал полутемен – только в дни пиров, которые Раймунд устраивал не так уж часто, сюда вносили пару десятков больших восковых свечей. Каменный пол был всегда усыпан травой, и летом траву меняли каждый день – об этом заботилась Флорестина, а потому в зале стоял свежий запах летнего луга и вянущих скошенных цветов.
Посреди зала тянулся длинный дубовый стол, с поставленными вдоль него скамьями и всего несколькими стульями – то и другое было покрыто овчинами, носившими следы пролитого вина и воска. Пара больших ларей, кованый сундук с замысловатым замком да висящий на стене щит с родовым гербом Раймунда Лионского довершали убранство. (Впрочем, хозяину приходилось бывать при дворе короля, и он знал, что его величество Филипп-Август, хотя и богаче, но живет не намного роскошнее).
Отдав слугам распоряжение готовить дичь к ужину, барон вошел в зал, на ходу стаскивая кожаную куртку и сбрасывая на скамью охотничий рог и арбалет.
– Приветствую тебя, благородный Раймунд! Судя по всему, охота была удачной?
Этот возглас, прозвучавший в большом пустом зале особенно гулко, привел старого барона в полное замешательство.
– О, Боже! Эдгар? Откуда ты взялся?
Молодой лионский кузнец поднялся навстречу хозяину. До того он сидел, развалившись на овечьей шкуре, прямо возле холодного, в тот день не горевшего очага. Собираясь в замок, молодой человек, как мог, отмыл сажу со своих рук и лица, снял кожаный фартук и надел полотняную рубаху, которую опоясал широким кожаным