в свои двадцать пять я считался одним из самых юных.
Нам строго-настрого наказали отслеживать возможных советских агентов, которые обязательно попытаются выйти на нас и завладеть нашими секретами. Они могут быть где угодно. Особую осторожность следовало проявлять в общении с женщинами. Мозги нам промыли настолько основательно, что я отказался от свидания с чрезвычайно эффектной девушкой, работавшей вместе с нами, когда та позвала меня пообедать вместе. Я боялся, что приглашение подстроено и нас таким образом проверяют.
Академию ФБР на военно-морской базе в Куантико, штат Вирджиния, тогда еще не достроили, и там мы занимались только физической подготовкой, а учебные занятия проходили в том же самом Олд-пост-офис-билдинге в Вашингтоне.
Одна из первых вещей, которым обучают каждого стажера, – агент ФБР стреляет только на поражение. В основу этого правила легли принципы столь же строгие, сколь и логичные. Если вытащил оружие, значит, принял решение стрелять. Если же счел ситуацию достаточно опасной для пальбы, значит, она достаточно опасна и для того, чтобы отнять чужую жизнь. Когда выхватываешь ствол, некогда неспешно прикидывать траекторию или просчитывать варианты, а попытки лишь припугнуть цель в попытке ее нейтрализовать слишком опасны. Нельзя рисковать ни своей жизнью, ни жизнью потенциальной жертвы.
Не менее строгое обучение мы проходили по криминальному праву, анализу отпечатков, насильственным и должностным преступлениям, техникам задержания, оружию, рукопашному бою, а также по истории и роли Бюро в обеспечении правопорядка в стране. Однако лучше всего мне запомнилось одно занятие в самом начале нашего обучения. Мы назвали его «матерной тренировкой».
– Дверь закрыли? – спросил инструктор. Затем он раздал нам по листку: – Выучите эти слова.
Помнится, там фигурировали такие перлы изящной словесности, как «дерьмо», «гребаный», «куннилингус», «минет», «пизда» и «залупа». Эти слова нам приказали выучить как «Отче наш», чтобы, если вдруг на практике мы их услышим – например, во время допроса подозреваемого, – мы знали, что делать. А делать нужно было вот что: любой рапорт по делу, содержащий подобные слова, следовало передавать «стенографистке по непристойностям» – я не шучу! – а не обычному секретарю. Стенографисткой по непристойностям обычно служила заматеревшая и прожженная женщина постарше, способная справиться с потрясением от подобных выражений. Помните, в те времена у нас в основном работали мужчины, а в 1970-х нравственность отличалась от современной, во всяком случае, в ФБР под руководством Гувера. Нам даже дали тест на правописание этих слов, который затем собрали, проверили и, как я полагаю, сожгли в ведре.
Несмотря на подобные гадости, все мы оставались идеалистами в том, что касалось борьбы с преступностью. Мы считали, что сможем изменить мир к лучшему. Где-то в середине курса «молодого бойца» меня пригласил к себе в кабинет заместитель директора по подготовке кадров Джо