Ты не знаешь, что делать, дабы волю свою сохранить, и никто этого не знает. Но многие про это думают.
– И ты?
– И я.
– Так и что?
– Момента ждать надо, Никиша. Быть к нему готовым, а затем, когда он настанет, не спать, а действовать. Самим против царя-тирана подниматься и других поднимать.
– Своих казаков поднять можно, это понятно, а кого еще?
Булавин-старший задумался, тяжко вздохнул, что-то для себя решил и, глядя на карту, ответил:
– Крестьян, кто за свободу биться будет. Раскольников, кто истинную веру готов отстоять. Стрельцов уцелевших. Джигитов степных, до горячей схватки жадных. Казаков на Сечи, Кубани, Тереке и Яике. А помимо них войска Максима Кумшацкого, который сейчас в царевой армии. Это 26 казачьих полков, больше 15 000 сабель. Силу собрать можно, только использовать ее надо с умом. Понял?
– Да, батька.
– Тогда ступай домой и запомни – пока час не настал, никому ни слова, ни полслова.
– Буду молчать, – я встал с табурета и, повернувшись вполоборота, спросил: – Бать, а чего насчет моей помощи?
– Послезавтра по гостям поедем. Думал это дело до осени отложить, но с тобой поговорил, закипел и решил, что надо уже сейчас что-то предпринимать. Время пока есть, Ульяна к сестре в Белгород поехать желает, беременная она. А мы с тобой по всему Войску Донскому проедемся. Ты теперь со мной будешь. Иди, собирайся.
Покинув приказную избу, я пересек площадь, вошел в наш дом, и подумал, что сегодня сделан первый шаг к тому, чтобы попробовать перекроить историю. Хорошо это или плохо? Пока не знаю. Однако на чьей стороне в скором восстании против Петра Романова я встану, уже определено.
4
Россия. Яблоновка. 25.06.1707.
Небольшая деревня Яблоновка располагалась неподалеку от города Старая Русса. На заботливо засеянных по весне полях вызревала пшеница. Середина лета, самое время для благодатного крестьянского труда, и уборка урожая шла с самого раннего утра и до темноты. Жара стояла сильнейшая, и только иногда прилетавший от Ловати свежий ветерок овевал распаренные красные лица работников.
Все бы ничего, обычный день и привычный труд. Но принесла нелегкая из Петербурга в родовое имение молодого боярина Федорова. С десятком верных холопов проскакал горячий боярин Семен по сухой пыльной дороге, извивающейся среди хлебных крестьянских полей, а робкие и смиренные крепостные, заметив его, падали на колени. Порой, хозяин был очень крут. Любил жестоко подшутить над своими рабами. И каждый из его крестьян, зная это, никогда не рисковал посмотреть ему прямо в глаза, дабы не привлекать к себе внимание Семена Андреевича.
От скачки Федоров взбодрился. Боярину захотелось порезвиться. И оставив верных холопов на дороге, он подъехал к древнему, но все еще крепкому старику, который укладывал мешки с зерном на телегу.
– Ну что, старейшина, убрал хлебушек? – спросил старика молодой боярин, помахивая кожаной плеткой.
– Слава Богу, Семен Андреевич, – старик в пояс поклонился Федорову. –