реакции не было. То есть власти не позволили ей себя обнаружить.
Еще за год до этой карательной акции они запретили публиковать протест против травли евреев в печати, хотя под письмом, написанным Владимиром Соловьевым, подписались пятьдесят крупнейших деятелей русской культуры, в их числе Л.Н.Толстой и В.Г. Короленко. Мне приходилось упоминать об этом в исторической повести о Короленко[20], причастность к этой акции Толстого подробно исследована В.И. Порудоминским[21].
Этот эпизод говорит о многом. Невозможность публично критиковать власти и высказывать взгляды, им неугодные, создавала иллюзию полного благополучия. Иллюзия приводила к тому, что проблемы, вызывавшие общественное недовольство, не решались, накапливались, молчаливое недовольство усиливалось. В тогдашнем «образованном обществе» кончина слоноподобного императора не вызвала печали, а породила надежды на благотворные перемены в ближайшем будущем – по аналогии с тем, что уже было в недавней российской истории.
Николай I заморозил страну на тридцать лет, но, как только власть перешла к его сыну Александру II, началась оттепель, потом весна… Головокружительные реформы и вызванный ими подъем общественных сил захватывали дух.
Однако, проводя либеральные реформы, ослабляя гнет и тем способствуя возникновению и укреплению независимого общественного сознания, Александр II и его администрация как огня боялись какой-либо оппозиции. Не чувствуя за собой морального превосходства над оппозицией, они пытались ее задавить актами полицейского произвола в духе Николая I. Но в новых условиях эти акты не устрашали, а только озлобляли общество, обеспечивая широкую поддержку самым крайним антиправительственным выступлениям, включая террор. Особенно ярко это проявилось в известном деле Веры Засулич, стрелявшей в петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова. Так она выразила протест против акта произвола, совершенного Треповым, который приказал высечь заключенного студента Боголюбова, не снявшего перед ним шапку в тюремном дворе. Для понимания атмосферы, царившей в обществе, важен не столько выстрел Веры Засулич, сколько реакция на него потерпевшего. Оправившись от ранения, градоначальник Трепов ездил по высокосветским гостиным, пытался как-то оправдаться в своем безобразном поступке и бормотал, что ни против Боголюбова, ни против Засулич ничего не имеет.
Арестованная террористка стала героиней дня. Лучшие адвокаты рвались защищать подсудимую, а вот прокурора, готового ее обвинять в суде, долго не находилось. Когда начался процесс, зал суда заполнило самое изысканное общество. Все симпатии были на стороне террористки, а не ее жертвы. Председатель суда А.Ф. Кони, вопреки закулисному давлению, был предельно доброжелателен к обвиняемой и ее защитнику. Хотя сам факт покушения никем не оспаривался, присяжные вынесли Вере Засулич оправдательный приговор, что было понято, как прямое осуждение власти. Чувствуя общественную поддержку,