часы
Дал разрешенье удаляться
В лесные дебри. «Милый сын!
По возрасту, пожалуй, рано
Тебе нести сей тяжкий труд,
Но я препятствовать не стану.
Тебе, пожалуй, впрок пойдут
Уединенные моленья.
С начальных дней заметил я,
Что тишина уединенья
Как мать родная для тебя…»
Нашёл по вкусу дебри Прохор.
Едва сквозь ветки свет дневной,
Он думает: «Совсем неплохо.
Вот только чёрточки одной
Не достаёт. Тут словно в клетке.
Зато такой простор в душе.
И всё же лакомку медведку
Сюда бы мне». А сам уже,
Сердечному предавшись ритму
Да так, что мир растаял аж, —
За Иисусову молитву,
За «Символ веры», «Отче наш».
И снова вечности дыханье,
И к Божьей Истине полёт,
Которые войдут в преданья
И – в наше – входят.
* * *
Минул год
Упорного служенья Богу.
Собратья по монастырю
Его особую дорогу
Признали дружно как зарю
Духовно-новых восхождений.
Признали в Прохоре талант
И даже не талант, а гений
Житьё своё устроить в лад
С горячей высотой молений.
И вдруг послушник заболел,
Да так безудержно-опасно,
Что не вставал, смертельно бел,
И ежедневно, ежечасно
Мученья страшные терпел.
Иосиф у его постели
Дежурил служкой день и ночь.
И вот, как птицы, улетели
Последние надежды прочь.
«Как хочешь, – говорит больному
Иосиф, – видно, без врача
Не обойтись. А по-другому
Никак нельзя. Не ровен час». —
«Не ровен час. Да только, отче,
Я дух свой Господу отдал.
Он и Целитель главный, впрочем», —
Духовнику больной сказал.
И духовник умолк, смирился,
Желанье смертника – закон.
А смертнику в ту ночь приснился
Невероятно странный сон.
В потоке света неземного
Сошла из звёздного шатра
Святая Матерь Бога Слова
В сопровожденье Богослова
И с ним апостола Петра.
Она рукою показала
На Прохора, что в полумгле
Лежал под ветхим одеялом,
«Сей – рода нашего», – сказала
И прикоснулась к голове
Послушника. И наш пустынник
Почувствовал, как сразу боль
Неугасимая остыла,
Рассеялась сама собой.
И он глаза открыл. Лампада
Иконный освещала лик.
Он встал. Забытая прохлада,
Как благодатная награда,
Его взбодрила. Он приник
К простому старому окладу,
Но за спиною в этот миг
Услышал чей-то хриплый крик.
И оглянулся.
Духовник,
В углу устало прикорнувший,
Очнувшись, чудо увидал.
И только: «Ай да