после её отъезда и не вернувшееся к ней в связи с приездом домой, похоже, никак не угрожало их давнишней дружбе.
Сердце Людвики было всё ещё ранено безответной любовью к Глебу Березину, и то она была уверена, что не такой уж безответной, но обстоятельства сложились так, что по самой банальной из всех на свете причин влюблённый мужчина не мог ответить взаимностью предмету своего внимания. Глеб не мог и не хотел переступать не им придуманную, но чтимую границу дозволенного именно из-за неё. Он был женат.
А ведь Лера, со свойственной ей житейской проницательностью, сразу поставила правильный диагноз безвыходного положения Людвикиной неразделённой любви.
– Когда налицо такая картина, Людвига, – говорила тогда Лера, причёсывая малюсенькой щёточкой брови, – значит, он либо не хочет, либо не может. И раз первое отпадает, тогда – второе.
Увидев застывшее выражение Людвикиного лица, тут же успокаивала незадачливую подругу:
– Не боись, вот поступим в академию, там за тобой будут ходить дюжины таких Глебов, и в очках и без, со счёта собьёшься, только вот поступить! – бодро заканчивала она свой прогноз, выщипнув, наконец, особо упрямую волосинку из идеально приглаженной в сотый раз соболиной брови.
Но Людвике не нужны были толпы поклонников. Ей вообще никто был не нужен, только Глеб, и как назло он-то и был ей недоступен. Она долго не спала после того, как Геля за санобработкой перевязочного материала простодушно сообщила Людвике об ужасном факте, так, между делом, что Глеб не так давно – года два назад – женился на своей пациентке, когда буквально вытащил её с того света, и та в благодарность решила посвятить ему остаток подаренной им жизни, а он, уставший от неустроенного быта, одиночества и бездомности, хоть и не сразу, но всё-таки переехал в её хоромы на проспекте Стачек, с башенкой на пятом этаже.
Лера сопоставила факты и подтвердила, что да, на четвёртом этаже её подъезда, кроме старухи Рычковской с бульдогом и Савиковых, живёт ещё странная пара: врач-очкарик, так себе мужчина, вечно спешит, по сторонам никогда не смотрит, и продавщица из галантереи напротив, с высокой причёской из блондинистой косы, закрученной кольцом.
– Всё на лаке, – перешла на свою главную тему Лера, – этак каждый дурак может. Ты вот попробуй без лака такую башню на голове удержать, – уточнила она и тоскливо посмотрела на свою, не очень удачно сделанную модную укладку для волос средней длины, до плеча, с двумя пышными завитыми локонами, закрывающими полщеки, как у Лолиты Торрес, только у Лолиты это выглядело очень красиво, а у Леры – как у взлохмаченного, чем-то напуганного спаниеля.
– Раньше она жила с дочкой, а тот тип к ней не так давно переехал, – вернулась к теме Лера. – Дочку, похоже, отправили к бабушке. Или учиться куда поехала.
«Учиться поехала… Точно, как я, – подумала Людвика удручённо. – То есть я ему как та дочка приёмная по возрасту гожусь? Ужас какой…»
Промучившись ещё пару