не судьба мне кольцо носить. Так что не жалко, бери!».
Вор был потрясен. Вах, какая красивая, умная и смелая женщина. Вах, и как себя достойно ведет! И вах! – какие идиоты и слепцы были эти ее недостойные мужья!
Женщина уже собралась уходить. Он снова остановил ее. Вернул кольцо. Тут уже оторопела она. Вынул из кармана мятый платок, завязанный в узел. Раскрыл его. Его дневная выручка. В полутьме было видно, как в платке поблескивает снятое с прохожих золото. Взял самое тяжелое кольцо и протянул ей. Она запротестовала. Он угрожающе повторил: «Вазми!». Спорить нельзя. Она взяла перстень. Он исчез так же неожиданно, как появился. Лишь из темноты донеслось четко:
«Носи, и всем говори, что тебе его подарил МИША!».
Она носила и говорила. А я опубликовал в интернете. Не знаю, жив ли еще Миша, но, думаю, историю эту не мешает знать.
Поход на кладбище
По безлюдному кладбищу Кукиа (была среда, а может пятница, когда похорон нет), лавируя между ржавыми и мраморными оградами и огибая разросшиеся кусты сирени и кипарисы, идут трое. Впереди уверенно шагает приземистая простовато одетая Циури. На вид ей 60—70, на самом деле может быть и больше. За ней следует ее немолодая двоюродная племянница Элла, одетая в брючный костюм. Замыкает шествие сын Эллы, 24-летний невысокий блондин Торнике. На нем красная майка без рукавов и защитного цвета шорты с дюжиной карманов. Циури исполняет роль гида для своих родственников, недавно приехавших из России после десятилетнего отсутствия.
Дело в том, что нанеся все визиты по многочисленной родне, соседям и знакомым, на семейном совете было решено сходить на кладбище, почтить память деда Автандила, бабушки Марго, тети Нуцы и всех прочих предков, кто покоится на Кукиа.
Циури, как одна из последних, но дееспособных могикан, вызвалась возглавить «святое дело».
И вот сейчас Циури неожиданно тормозит у могилы с памятником из черного мрамора. На фасаде виден светлый силуэт молодого парня во весь рост.
– Кто это? – спрашивает Элла, близоруко щурясь на силуэт и перебирая в уме ушедших родных.
– Это Сандро, -Циури крестится и поясняет. – Это сосед моей золовки по старой квартире. Пусть светло ему будет на том свете. Бедный мальчик, умер от передозировки. Из такой приличной семьи, – и ласково гладит нагретый на солнце мрамор. -Спи спокойно, шени чириме7.
Затем Циури поворачивается к своим экскурсантам:
– Давайте ему свечку зажжем. Его мать только на Пасху сюда поднимается. Совсем сдала, несчастная.
Свечка зажигается, но вскоре тухнет. Все трое неумело крестятся, будто отгоняя стайку навязчивых мух. Циури бросает взгляд на потухшую свечку и на Торнике, который безуспешно чиркает спичкой.
– Оставь, главное, что зажгли. А сколько горело – неважно. – И припечатывает неоспоримым аргументом. – Я точно знаю.
Движение снова возобновляется.
Через пять минут снова остановка. Перед ними заросшая