от всего мира, она ничего не понимала, но мужчину, который нёс её, узнала. Запёкшиеся от крови губы едва шевельнулись:
– Ахтям-бек…
В юрте Калды-бика помешивала кипящий в котелке отвар. Запах трав плыл душистой волной и струёй устремлялся ввысь, в потолочное отверстие, куда уходил дым от очага. Насупившаяся Тойчи сидела в углу юрты. Она делала вид, что ей нет дела до бики и до всего происходящего вокруг. Девушка была обижена на ласковую и внимательную женщину, никогда Калды-бика не была с ней так сурова, не бранила и не отчитывала, как сегодня. А всё из-за женщины, найденной на краю оврага. Эта загадочная незнакомка будоражила воображение Тойчи. Любопытство её не знало предела, но все расспросы остались без ответа. Девушка попыталась пробраться за запретный полог, где хозяин стойбища укрыл свою находку, но бика налетела на неё, оттаскала за косы, и повелела носа не высовывать из угла. Госпожа сердилась до сих пор, Тойчи это видела по нахмуренным складкам на смуглом лбу и сурово сжатым губам. Но сейчас, подметила воспитанница, бика сердилась не на неё, а на супруга, до сих пор не появившегося из-за полога, за которым лежала в забытьи женщина. «Кто она такая?» – мучилась догадками Тойчи. Она явственно слышала имя, которое произнёс господин, – «Сююмбика». Кем могла быть эта хатун, явившаяся из снегов степи, кем она приходилась суровому Ахтям-беку? Сидя в своём углу, Тойчи клялась, что она будет не она, если не узнает этой тайны. У очага госпожа принялась наливать отвар в чашу, но по неосторожности обожглась и выронила сосуд. Тойчи бросилась на помощь, с преувеличенной услужливостью заглянула в наполненные слезами глаза бики:
– Я вам помогу.
Доброе сердце женщины, нуждавшееся в поддержке и ласке, тут же оттаяло. Калды-бика погладила воспитанницу по спине:
– Помоги, моя хорошая, и не сердись на меня. Тяжело мне, ох, как тяжело.
Бика отвернула широкий рукав кулмэка, разглядывая обожжённую ладонь.
– И зачем она явилась? – еле слышно шептала женщина. – Что ей нужно от моего несчастного мужа?
Шёпот Калды-бики не остался без внимания, глаза Тойчи округлились, и даже приоткрылся рот. Она уже хотела спросить у приёмной матери, кто же эта женщина, да вовремя вспомнила о недавней нахлобучке. Нет уж, лучше она благоразумно промолчит. Девушка наполнила чашу отваром и со всей кротостью произнесла:
– Я отнесу, бика.
– И не думай! – В голосе женщины опять зазвучали строгие нотки. – Отнесу сама.
Госпожа отогнула занавесь и проникла в отгороженную комнату, а за ней, как тень, метнулась Тойчи. Девушка приникла к щели, она вся горела от возбуждения и любопытства, и рисковала быть вновь оттасканной за косы за увиденное ею. Грозный степной князь стоял на коленях перед ложем, а та, чужая, покоилась на шкурах, отвернув лицо к войлочной стене. Но Ахтям-бек словно не видел этого равнодушия, он страстно приникал к ладоням женщины, целовал и ласкал её руки.
– Пери моя. Любимая, – шептал бек. – Вся моя жизнь ради тебя, всё существование бессмертной души готов сложить к твоим ногам. Лишь попроси, хоть раз взгляни