продвигать ее повестку. Все это Егор прекрасно осознавал, когда соглашался на новую должность. Тираж издания заметно вырос, и уже через год после своего назначения на заседании местного парткома газеты Егор заявил: “Сообща нам удалось создать газету, которую читают и цитируют, которой доверяют. [Теперь] у нас появилось издание, которое можно использовать для очень важных событий/проектов, имеющих отношение к международному общественному мнению”[105]. Егор не возражал против того, чтобы его использовали: ведь это и ему давало шанс использовать перестройку и Горбачева в собственных целях. Именно этого шанса поколение Егора дожидалось целых восемнадцать лет.
“Московские новости” не отвечали западным представлениям о том, что такое газета. Новости продолжали жестко цензурироваться. Газеты в то время сами вообще не собирали материал – его распространяло советское телеграфное агентство ТАСС. Для мировой прессы одним из самых громких событий первых перестроечных лет стало возвращение из ссылки Андрея Сахарова. В “Московских новостях” эта новость была изложена в сорока словах и помещалась на третьей странице внизу – там, где обычно печатали поправки к предыдущим номерам.
Новостных репортажей в ранней перестроечной прессе почти не было. Главное место занимали публицистические очерки и мнения. Эти публикации становилась вехами, на которые люди ориентировались, оценивая происходившие в стране перемены. Самый популярный раздел назывался “Мнение трех авторов”: в нем собственными взглядами на какую-нибудь злободневную тему делились три видных общественных деятеля – писатели, ученые, режиссеры.
Через пару лет после того, как Егор пришел в “Московские новости”, газета стала самой востребованной в СССР. Тираж ее при этом по-прежнему строго регламентировался цензурой, а не спросом. Газета выходила раз в неделю, и каждую среду, начиная с пяти часов утра, у киосков Союзпечати выстраивались длинные очереди. К девяти утра все экземпляры уже расходились. Те, кому удалось приобрести свежий выпуск, прочитав, передавали его друзьям. Те же, кому не повезло, читали газету на застекленных стендах у Пушкинской площади в центре Москвы. Со временем это место стало центром политических дебатов, наподобие лондонского Гайд-парка. “Московские новости” нужны были людям не для того, чтобы в прямом смысле слова узнавать новости, а для того, чтобы понимать, куда движется страна.
Листая сейчас толстые подшивки старых выпусков “Московских новостей”, сложно понять, из-за чего было столько шума тридцать лет назад. Почему кому-то было не лень подниматься ни свет ни заря, чтобы холодным декабрьским утром стоять в очереди за газетой, которая не сообщала почти никаких новостей, зато писала, например, об Анне Ахматовой? Но в ту пору каждый выпуск “Московских новостей” становился политическим событием. Ничего нового в том, о чем писала газета,