Еще говорят, что с юности не хворают до старости. Не доживают.
– Биопсия мозга где?
– Понятия не имею. Вот те крест – +. Выщип еще по заезду брали.
– Да, все, вижу. Хотите знать, что новенького пишут про вас наши коллеги?
– Газета «Дурной вестник»?
– Да-да.
– Журнал «Клиника»?
– Он самый. Так хотите?
– Да уж вываливай.
– Аллопсихическая деперсонализация.
Ах, деперсонализация! Это когда ты одной ногой в пустоте, когда у съемочного аппарата в мозгу барахлит объектив. Дефицит экзистенции. Полусмерть. Браво.
Мы в келье Метумова. Кругом пластмассовая анатомия и пыточный инструментарий. В ванной скулит псина. На полу ведро. В ведре – бычки, собачья шерсть и увядшие розы. С прикроватной тумбочки на меня смотрит череп Марии-Антуанетты. Метумов планирует вставить ему – то есть, черепу; Мария в нем давно истлела – мою челюсть, а взамен уже собрал чертовщину из зубов лысых китайских собачек. Прикус обещает лучше нынешнего.
– Удавил бы вас, но, к сожалению, я всего лишь строчка, пишусь по памяти и, видите ли, хваткими конечностями не располагаю.
– Так ведь я тоже. И шея моя неписана, так что мне будет с того, если найдете чем и сдавите? Согласные на гласные наедут? Безграмотно получится, и ладно.
– С какого потолка это заключение? Читаете, значит, мои писюли, а потом диагнозами обзываетесь? Все то, что вменяют мне в упрек по делу, – всего-навсего гены и чудеса воспитания. С сопливого детства у меня широкоформатные представления о самых разных вещах и явлениях. Например, был у нас в Назарете кролик. Кролика звали Снежок. Однажды мама подходит ко мне и говорит: «Сегодня Снежок умер, и теперь его зовут Мясной Рулет», – а уж такие пассажи расширяют сознание, поверьте.
– Вы, раз мы теперь на вы, изъясняйтесь фактами.
– Это вы всегда на вы, а мне по барабану. И факты ваши контужены. В этом, может, и заключается их материалистическая прелесть, но они часто меняются, как скоро идут на поправку.
– Вы говорите-говорите.
– А вы не перебивайте. Не пойму, вашей братии хочется верить, что я свой в доску, или просто подержать меня подольше? Что мы имеем? Сердце мое титровали раствором щелочи, кислоты и натурального зла. А на бумагах что? Низкий уровень серотонина? Мой мозг разъело горе. Оно, как раковая опухоль, пустило метастазы на сетчатку уцелевшего глаза, и теперь все слишком ясно.
– И что вам ясно?
– Если я чем и болен в самом деле, то сумасшествием, не безумием. Что ни говори, а сойти с ума на месяцок-другой не так страшно, как лишиться его бессрочно.
– И то правда.
– Вот-вот! Есть люди не без ума, но с него явно сшедшие. Я и сам в таких души не чаю.
– Чаю?
– Давайте чаю. Только с молочком.
Так чаевничала Логика, и не было никакого кролика, и все я соврал – и там, и вам.
Те,