ты все сильнее и сильнее будешь любить меня.
– Буду скучать, – говоришь ты и спускаешь ноги с кровати.
– Нет.
– Что нет?
– Я не буду. Приходи быстрее. – Внутренним голосом кричу, но до тебя долетает едва различимый шепот. Начинаешь одеваться. Мне нравятся твои джинсы, точнее, ты в них. Я запоминаю каждое твое движение. А ты не можешь этого сделать, потому что я лежу неподвижно, и вся моя внутренняя энергия уходит на то, чтобы мысленно заставить тебя остаться. Звенят ключи, щелчок дверного замка. И так каждое утро.
Ложусь на твою подушку. Помню несколько лет назад твои ворчания по поводу ее жесткости и величины.
– В этом доме лишь набитые рельсами мешки есть?
– Эта самая мягкая. Зато вечная.
– Жаль, что моя шея не вечная. Нам придется через несколько месяцев пойти к лоткам, где среди семечек и морковок торговки почти даром отдают свежие и ароматные человеческие шеи.
– Хорошо, завтра куплю.
– Чем меньше, тем лучше. Хотя, может, мы вместе? На выходных?
Неделя у тебя выдалась трудная, и мы никуда не пошли. Никогда. Ты, как и я, почти не пользуешься подушкой. Сползаешь среди ночи под нее. Когда засыпаем, мой нос разгуливает по твоим плечам. А потом мы незаметно меняемся. Думаю о тебе. Опять погружаюсь в глубокую дрему. Снишься ты. В раннем детстве.
Сидишь на полу в теплой, залитой солнцем комнате и перебираешь маленькими пальчиками предметы, аккуратно разбросанные вокруг тебя. Спокойно опущенные ресницы и умиротворенная улыбка уверяли, что тебе процесс доставлял безграничное удовольствие. У тебя еще никогда не находилось определенной цели в жизни, но мыслей об этом никогда и не возникало. Тогда было еще рано и незачем. Всегда о больших делах думает кто-то другой, большой, а мы узнаем это или из резкого приказа, или из ненавязчивой просьбы. Широта выбора сужена. Тебе просто позволялось жить, потому что тебя родили на этот, а не на тот свет, здесь так положено. Общество кроваво и долго переживает какие-либо перемены, так необходимые для существования. Поэтому все приходит к своему финалу, обычно грустному, редко – к победному, именно это и подает надежду.
Бесконечное наслаждение тебе приносило одиночество. Не в том громком понятии, какое мы обычно представляем, слыша это слово, а твое маленькое, никому не заметное и тихое одиночество. И тебя оно пока не тревожило, как тревожило бы меня и вас, когда бы мы обнаружили, что это означает не свободу и независимость, а пустующую половину постели, вид пожелтевшего холодильника во время обеда, одна и та же реклама по телевизору и пылящийся второй бокал для вина. Компанией тебе служили игрушки и домики, в которых поселялась твоя вымышленная семья. Обычно она составлялась из трех человек. Огромный плюшевый медведь иногда бегал собакой, верным и единственным твоим другом, или лошадью, бороздящей бескрайние просторы храброй Франции. Франция, любимая страна, воображалась беззаботным садом с бескорыстными и бесстрашными