что она понятия не имеет, с кем разговаривает.
«А ты какими судьбами?» – поинтересовалась Мила
«Что сказать… это вообще-то моя хибарка, «приглядываю за сушкой», как старик Мочёнкин. чем угостить?»
«В смысле – твоя?»
«Свадебный подарок» – знакомая помахала перед носом Милы изящными пальчиками– «Колец, видишь ли, не ношу, никаких, поэтому дарят мне ночные клубы, галереи и прочую всякую дребедень. Бери своё пойло, поведу тебя знакомиться с нашими»
«Катя, деточка! Ну дай, я тебя облобызаю!» – стареющий бонвиван, тряхнув седой гривой распахнул руки для объятий.
«Ну, на, Эдик! Коль не шутишь!» – знакомая, только что обретшая имя Катя, схватила их обоих под руки и потащила в сторону закрытой двери, которую едва заметным движением приоткрыл здоровенный качок, Мила сравнила его мысленно с оживший статуей.
Через мгновенье они оказались в приятной комнате со свежим воздухом, изящным интерьером и странной, звенящей тишиной.
Как удалось добиться такой звуконепроницаемости? Мила была поражена и пыталась не выдать своего удивления. Одна стена комнаты была стеклянной, часть пола тоже. Ах, вот оно что! Теперь понятно, как выглядит изнутри торчащий высоко на небоскрёбе прозрачный куб. Шедевр современной архитектуры. Парящее в воздухе сооружение большей своей частью выходило из здания небоскрёба.
«Только бы не вырвало» – мысль была стыдной и до жути пугающей.
«Не смотри вниз, хотя там всё равно темно сейчас. Пообвыкни немного» – чуткая Катя не повела Милу дальше, а усадила в очень мягкое, глубокое кресло, заключившие её в тёплые кашемировые объятья.
Кресло было просто замечательным, Мила закопалась в него, как в мягкое тепло кровати в детстве, не хватало только пухового одеяла. Пришедшее чувство безопасности позволило наконец глубоко вздохнуть.
Теперь можно было сосредоточиться на разглядывании публики.
Вот Катя – хозяйка клуба и этого необычного салона. Тонкая и изящная, лёгкая и загадочная, в голове пронеслось: «Блистательна, полувоздушна, смычку волшебному послушна, толпою нимф окружена» – если бы Пушкин жил сейчас, то эти строки он посвятил бы, несомненно, Кате. Короткая стрижка выглядела безупречно, тонкая оправа очков мерцала белым золотом, простая прямая юбка-карандаш сидела так, что казалась не одеждой, а продолжением самой Кати. Этот эстетический шедевр завершала шёлковая блузка какого-то особенного кремового цвета. Катя порхала так, словно никакой обуви на ней не было, но Мила знала, что подобная походка говорит о баснословной стоимости почти незаметных на ногах лодочек, в которых, по выражению продавщиц обувных магазинов, «ножка спит».
Мила с интересом продолжила изучать остальных.
Их было трое, не считая хозяйки и гривастого громогласного господина, с которым она вошла сюда. Гривастый кричаще не вписывался в компанию. На какой-то миг Миле показалось, что это роднит их, хотя сильной симпатии к нему не испытывала.
Девушка с прямыми тонкими волосами, цвета льна. Дебюсси. «Мой кругозор меня погубит, что за нелепые ассоциации».