той же медицины, от которой не всегда вред? Или образования и автоматизации труда? Но и магия занимала в жизни не последнее место. Духи помнили все, что делалось человеком за долгие века, помогали сохранить природу и ее богатства, выращивали небывалые и невиданные на других планетах урожаи, собирали в мирах полезные растения и животных, вызнавали новости и всегда заранее предупреждали об опасности. Магия привлекала их из таких далеких земель, что некоторые ни сказать, ни показать не могли. Тот, кто видел Ализиру, считал ее Раем. Боги благоволили и любили ализиранцев. Уже многие века не было среди них бесплодных и увечных, жизнь проживали долгую, о чем другие могли только мечтать, и не побирались, как некоторые.
Правда, в последнее время к ним все чаще подбрасывали сирот, но обузой их не считали, любили и обучали, как своих. И то хорошо, многие ализиранцы покидали планету, чтобы стать наставниками и советниками, забирая с собой всю семью.
И вдруг…
Об этом «вдруг» уже и забыли. Пророчество пришло из глубины веков. Духи передавали его из уст в уста, да еще наткнулись на него случайно в одной из книг пророчеств, о которых знали немногие. Двадцать пророчеств той книги сбылись, еще до рождения самых древних и старых магов. А последнее никто не воспринимал всерьез. Слишком размытое, написанное корявым почерком – писали его явно в сильном волнении, и обрывалось оно на полуслове, будто тот, кто писал, умирал в это время и пытался перед смертью о чем-то предупредить. Пророчество гласило, что перед самой гибелью мира родится младенец, зачатый от живого и мертвого, отмеченный знаком змеи и древа, как радость и боль, как смех и слезы, как сила и слабость, как искушение и надежда, как два Бога, которые поспорят между собой…
Могли ли Боги о чем-то спорить? И как человек мог быть рожденным от мертвого, да еще как Бог? И как он мог стоять и там, и там, или нести в себе огонь и смерть?
И все же он родился. И гибель мира стала неизбежной, как его рождение.
Не могут ли они ошибаться? А что, если он один сможет спасти их от грядущей гибели? Эта мысль не давала ему покоя – и не он один думал так же, но после того, что он увидел и испытал, сторонников у него поубавится. Доложит он, или не доложит, духи не станут молчать, слишком напуганы. А напугать их не так-то просто. Даже магу, посвященному во все тайны бытия. Все они – осколки одного целого, не имели ни смерти, ни жизни, уходили и приходили, как посланники и помощники. Или навевая непосвященным помрачнения рассудка, если человек был одержимый своим эго. Или становились кладезем мудрости, когда тот, кто обращался к ним за советом, умел терпеливо слушать. А поговорить духи любили, начиная издалека, незаметно, исподволь собирая воедино такие детали, до которых человек никогда не додумается. Или приносили пророчества, которые рано или поздно сбывались. Иные пророчества были кратковременными, для одного человека, иные на сотни лет и обычно касались целого рода или нескольких поколений, а иные…
Иные были даны, как приговор. И только тот, кто слушал пророчества, мог обратить