моего исполнения Аркадьевич положил подбородок на сцепленные в замок руки и прикрыл глаза. По окончании песни задумчиво посмотрел на меня.
– Я не буду сомневаться в твоем авторстве, хотя твой возраст и эта песня не соответствуют друг другу, а исполнение у тебя дворовое, – сообщает. – Эта песня первая на пленке? – интересуется и снова берет бобину.
Киваю. Он встает, идет в стенке и, открыв одну из дверок умело заправляет пленку в большой магнитофон. Марки не вижу. По комнате разносятся из невидимых динамиков звуки синтезатора Павла и мой голос. «Вроде неплохо получилось записать», – мысленно отмечаю.
– Кто играет? Не ты? – останавливает магнитофон по окончании песни и спрашивает меня.
– Один профессиональный музыкант, – признаюсь.
– Хм, не плохо, – соглашается, – давай тогда и другие песни на пленке послушаем, – принимает решение и запускает магнитофон.
«Не вдохновился моим исполнением под гитару», – догадываюсь.
Аркадьевич, отойдя от магнитофона, прослушивает все записи, выключает и поворачивается ко мне.
– Какие разноплановые песни. Все твои? – не выдерживает он.
Молча смотрю на него и киваю.
– Я бы не решился показывать их профессионалам, если бы это был плагиат, – наконец сообщаю ему.
– Спой под гитару про коня, – предлагает он.
Пою «Коня», потом и другие песни по его просьбе. Наконец он подходит к главному вопросу:
– Сколько ты за них просишь?
Передаю слово в слово то, что уже озвучил Аде Антоновне.
– Ого! – восклицает и, обращаясь к ней: – Ничего себе аппетиты у современной молодежи! Зачем тебе столько денег? – спрашивает, хитро глядя не меня.
– Овес нынче дорог, – отвечаю репликой Бендера.
Аркадьевич тонко захихикал. «Тоже знает Ильфа и Петрова», – мысленно отмечаю.
– Я могу тебе заплатить тысячу рублей за все песни, – предлагает.
Встаю, задвигаю стул и беру со стола конверт с нотами.
– Извините, что отнял у вас время. Пленку отдадите? У меня в Москве еще много дел, – смотрю угрюмо на него.
– Пленку-то отдам. А если эти песни прозвучат потом где-нибудь? Что будешь делать? – хитро сморит на меня.
– Я могу даже оставить пленку, уйти без нее и без денег, но обманув меня сейчас, в будущем вы потеряете больше. Я не злопамятный, но память о зле у меня хорошая, а жизнь сегодня не заканчивается, – сверлю его взглядом.
Некоторое время меряемся взглядами. Наконец он отводит взгляд. Антоновна сбоку облегченно выдыхает, чуть скрипнув стулом.
– Не собираюсь я никого обманывать, – буркнул он в сторону. – Кто же так торгуется? Сразу собираешься уходить, угрожаешь, – возмущается, видимо забыв, что только что сам угрожал кинуть меня.
– Не люблю торговаться, – сообщаю, – я знаю настоящую цену моим песням. Она значительно больше, чем прошу я.
– Откуда ты можешь знать? Я предлагаю тебе реальную цену, по две тысячи за первую песню и про коня, за остальные по пятьсот рублей.
Начался