Один из автографов Пушкина сохранил цитату, выписанную из «Замечаний о католической морали»: «…кто чистосердечно ищет истину, должен, вместо того, чтобы пугаться смешного, – сделать предметом своего исследования самое смешное…»[80]. А.С. Пушкин был для Ф.М. Достоевского своего рода путеводным ориентиром, носителем тайны: «и вот мы теперь без него эту тайну разгадываем» (26, 149). Посему осмелимся предположить, что в какой-то мере цитата из Мандзони, пришедшаяся Пушкину по душе, была в не меньшей мере близка Достоевскому. В конечном счете, без смешного романный трагизм был бы лишь театральной декорацией, и поиск истины был бы лишен своего предмета.
1.2. Рецепция и осмысление творчества А. Мандзони в России
Из известных нам историографических обзоров, посвященных вопросу восприятия и изучения наследия Алессандро Мандзони в России, наибольшей полнотой отличается статья И.П. Володиной, где в поле зрения попадает довольно обширный период с 1820 по 1960 гг[81]. По этой работе достаточно подробно можно проследить основные вехи прижизненных контактов итальянского писателя с русскими современниками, а также определить основные этапы формирования критического подхода к творчеству Мандзони.
Непосредственно научный литературоведческий интерес к фигуре А. Мандзони имеет в русской филологии не столь уж длинную историю и складывается примерно в конце XIX – начале ХХ вв., когда среди многочисленных рецензий на роман «Обрученные» и частично переведенные поэтические произведения появляются первые публикации биографического и исторического характера, переводятся на русский язык научные сочинения итальянских авторов[82]. Именно в этот относительно короткий период в русскоязычных публикациях, во все времена особо выделявших историческую и патриотическую линии у Мандзони, можно встретить такие оценки, как «поэт религии», «певец смирения и кротости». Весьма любопытным представляется признание одного из авторов рецензии на книгу М. Ватсон в том, что для тех народов, у которых был свой классицизм и которые не знали австрийского гнета, Мандзони никогда «не станет близкими и дорогим»[83].
Новым этапом научного углубления в поэтику и историографическую концепцию Мандзони становится советский период. На первый план выдвигается тема межлитературных русско-итальянских связей, центральной параллелью которой оказываются фигуры А.С. Пушкина и А. Мандзони[84]. Выход в свет нового перевода романа «Обрученные» (1955) способствовал усилению позиций в пользу реалистических и социально ориентированных оснований произведения в критических трактовках литературоведов, о чем свидетельствует уже сопровождающая издание вступительная статья Э. Егермана[85]. Другим вектором интереса к итальянскому писателю можно обозначить его исторические трагедии и саму сущность историографического вклада Манздони, исследованию которых