роде для больших роскошных домов, и у нее есть бойфренд в Париже, у которого она сейчас и живет, работая над каким-то проектом. Все это звучит очень гламурно, но самое главное, это означает, что она почти не бывает дома. Я ее никогда не видела, и дом часто в полном распоряжении Джоди.
– Класс! – отвечаю я.
Надо бы заглянуть в аккаунт на «Фейсбуке», но я пообещала себе не делать этого до конца перемены. Вместо «Фейсбука» я клюю холодную печеную картошку в мундире. Плечи у меня болят после утреннего баттерфляя – не лучший мой стиль – и занятий в тренажерном зале вчера вечером. Мы стараемся изо всех сил, но я в последнее время позволила себе немного расслабиться и теперь чувствую это. Мне нужно собраться, или это станут замечать другие, а то и хуже: я начну подводить клуб. Мне всегда приходилось работать больше, чем им, чтобы оставаться в форме. У Лиззи природный тонус, и бегает она – как газель. У Джоди рост всего пять футов три дюйма, но она – сплошные мускулы, стройная, злая и в купальнике похожа на мальчишку, а вот у Андж все формы на месте. У нее «собственные поплавки», как говорит об этом Лиззи. Не то чтобы сиськи мешали ей быстро плыть. Вся женственность Андж растворяется, как только она уходит под воду. Я не вполне понимаю, по каким свойствам я принята в эту стаю. «Задницы больше, чем сисек», – услышала я про себя в прошлой четверти из уст этого придурковатого Джека Маршалла – до сих пор переживаю, – и, возможно, в его словах было зерно. Я унаследовала грушевидную форму от матери. Стоит мне чуть-чуть набрать вес – и он весь уходит в ягодицы, а они, даже если я почти ничего не ем, у меня здоровенные.
Я могу сказать маме, что мать Джоди возвращается на выходные, чтобы она не беспокоилась. Я чувствую себя виноватой. Моя мать из всех самая беспокойная. Прежде я этого особо не замечала. Мы всегда были вместе – мама, я и тетя Мэрилин, – и, я знаю, она любит меня больше всего на свете. Я ее тоже очень люблю, но мне уже шестнадцать, и мне необходимо собственное пространство, какое есть у моих друзей. «Отправь мне эсэмэску, когда доберешься. Отправь эсэмэску, когда будешь уходить, я за тобой заскочу, нет-нет, для меня это никакая не проблема». Я знаю, мама желает мне только добра, но больше ничья мать так не поступает, и я ничего не могу с собой поделать: меня это смущает. Из-за этого я чувствую себя как ребенок, а я уже не ребенок. Я вполне себе женщина. И у меня есть свои тайны.
Наши телефоны снова дребезжат, и мы хором смеемся над посланием Лиззи. Гифка со здоровенным извергающим сперму членом.
– Дык ты ршилась?
Когда речь заходит о сексе, Андж всегда говорит с этаким странным полуамериканским произношением, глотая гласные. Она отрывает кусок пышки и сует в рот, но, пока жует, не сводит с меня своих проницательных глаз.
Я пожимаю плечами, хотя сердце у меня екает. Решилась ли я? Сказала, что сделаю это, когда мне стукнет шестнадцать, и часть меня хочет этого… но я не понимаю, к чему такая спешка, зачем сразу