со слезами на глазах и покачивая головами, не в силах поверить, что наконец-то настал этот день.
– Как будто только вчера я готовилась к своему первому свиданию, – всхлипывает мать Кимберли, утыкаясь в рукав.
– Как же мне это напоминает мою молодость, – шепчет мать Кади, и в ее мудрых глазах воспоминания о тех временах, которые мне не суждено узнать.
– Очень красиво, – кивает мать Табия, немногословная, но добрая.
Я хихикаю, отмахиваясь от их комплиментов. Неровным от волнения шагом я прохожу через их строй и останавливаюсь у отметки на полу, как учили на репетициях. Они группируются вокруг меня: мать Нина встает справа, остальные выстраиваются по обе стороны, образуя крылья. Я слышу шорох ткани, когда они закрывают лица вуалью. Только глаза остаются на виду. Больше ничего.
Как только воцаряется тишина, я веду нашу процессию к лифту. Мы заходим в кабинку, и двери автоматически закрываются. В животе у меня что-то кувыркается, когда лифт срывается вниз.
По большей части меня держат в Куполе наверху, куда порой приходят люди, но мужчинам вход заказан. Я даже никогда не видела мужскую команду охранников нашего заоблачного убежища. Мне говорили, что искушение – зло, которому многие не могут противостоять. Меня часто предупреждают об этом. Видимо, мужчинам и женщинам лучше держаться подальше друг от друга, чтобы не рисковать. Мне позволено общаться только с Матерями и Холли. Видеть кого-то еще – особенно живых людей моложе 65 лет – удается редко. Это поощрение.
Когда двери открываются, перед нами стоит небольшая команда службы безопасности, готовая сопроводить нас до места. Их присутствие говорит о том, что мы уже не под Куполом, хотя я сомневаюсь, что мы оказались слишком далеко: здесь все держат под контролем, не допуская случайностей. Мне опять становится любопытно, какую картинку показывают людям.
Я не узнаю окружающее пространство, но лица мужчин, вытянувшихся по стойке смирно, мне знакомы. Я часами собирала в памяти их образы из того, что видела боковым зрением. Вступать с ними в разговор или смотреть им в глаза, конечно, строго запрещено. Мне сказано, что это может произвести на них неправильное впечатление или помешает их сосредоточенности на выполнении задачи. Их долг – служить мне.
– Он ждет, – рявкает Вивиан Сильва, замечая нас. В ее голосе звучит недовольство, как будто мы опаздываем. Я знаю, что мы явились вовремя, но, возможно, в ней говорят нетерпение или опасения по поводу встречи… А, возможно, она все еще злится из-за плохого поведения на Капле. Интересно, как долго она будет сердиться, заставляя меня раскаиваться. Никогда еще она не бывала такой строгой и неумолимой. Раньше мы были ближе друг к другу, но с годами между нами нарастала напряженность.
Вивиан шагает вперед, жестом призывая нас следовать за ней. Охранники разделяются: половина идет передо мной, остальные – позади Матерей. Вивиан резко останавливается возле закрытой двери и отходит в сторону.
– Я буду наблюдать, – говорит она, устремляя взгляд к приоткрытой двери, где я вижу