я за рулём.
Женщина уже разливала коньяк по бокалам:
– Да ладно, я вызову тебе такси.
Кира Георгиевна Стоцкая была обыкновенно красива. В свои 52 она выглядела не девочкой, но сексуальной моложавой женщиной: густые светлые волосы до плеч, идеальной формы брови, жемчужно-серые блестящие глаза и улыбка, оголяющая зубы. Они учились и работали вместе. Сколько лет он уже и не помнил. Оказывается, он вообще ничего не помнил о своей жизни. Только пациенты, диагнозы и дорога от больницы до дома. А когда-то в молодости у него даже была жена.
Он поднял взгляд на Киру, и почему-то его единственным желанием в этот момент было засунуть пальцы ей в волосы и узнать, как они пахнут. Он был уверен, что они восхитительно и очень по-домашнему пахнут.
«О чём ты думаешь, дурак. Это ж Кира. Надёжная, родная Кира».
– Кир, знаешь, у меня будет к тебе одна странная просьба, – он смотрел на неё, но взгляд был расфокусирован. – Даже не знаю, как тебе объяснить.
– Слушай, ты давай ничего не придумывай и не ври. Скажи, что надо, и я сделаю, – годы работы научили доверять ему и делать всё, о чём попросит. Но до этого момента он ничего не просил.
– Мне нужен отпуск. Я не знаю, как его взять. Я поеду за Стасом Богушевским. Ты помнишь. Потом тебе придётся пожить с нами. Его же надо кормить. И вообще… – Ремпель разозлился и даже стукнул ладонью по столешнице, потом успокоился и тихо спросил, – ты поживешь с нами?
– Поживу, Толь.
– Я позвоню тебе, когда будем подъезжать к Москве.
– Я поняла. С завтрашнего дня ты в отпуске.
* * *
– Привет, мой странный улыбчивый друг. Ты дома? – Мирослава была рада ему позвонить.
– Мой мир, – в трубке звучал голос из студенческой молодости.
Севастиан, как его называли в кругах местных художников с ударением на первую «а», снова был безнадежно одурманен марихуаной.
– Сева, сукин ты сын, обещал же завязать, – они были знакомы девять лет, с первого курса литфака, и обещал он это десятки раз. – Ладно, твоё дело. Мне нужны интернет, ноутбук и кофе.
– Мир, если ты посетишь мой дом, его озарит самое яркое и тёплое солнце.
– Сева, – серьёзно повторила она, – ты бы реально прекращал, так и отъехать недолго.
– Нет, мой мир, я есть искусство, а подлинное искусство – бессмертно.
«Ладно, сейчас даже хорошо, что он не различает действительность и свой космос», – этого она вслух не сказала.
– Я сейчас заеду.
Мирослава завела машину и поехала в старый город.
Знакомый дом. Столько здесь было выпито в студенческие годы. Самые лучшие годы. Дверь не заперта. Ах да, искусство не может жить взаперти. Она толкнула её и сразу почувствовала терпкий и сладкий запах масляных красок, который ненавидела. Навстречу ей вышел Всеволод Залесский. Это была его настоящая фамилия, доставшаяся от деда-путешественника польско-украинского происхождения. Родители Севы тоже были путешественниками, и когда ему исполнилось