путей к уму разуму (что отчасти верно), затем завели в глухую подворотню, где и забрали всё, что при нём было в единственном числе или последнее – золотые часы из последней коллекции его друга и кореша Филиппа Патека, в единственном числе брильянтовую заколку на галстуке, с таким же каменным обрамлением запонки из последних новинок дома Картье, ну и как без того, чтобы оставить без последнего значимого предмета, его, с геральдическими вензелями на обложке, портмоне, который впрочем, тоже был забран – после чего принцу Уотскому, чьему возмущению не было предела, убедительнейшим образом, с применением подручного средства типа ножа, под ребро посоветовали так сильно не вздыхать. И со словами: «С вещами нужно расставаться легко, с улыбкой и непринуждённо», – добившись от него не совсем искренней улыбки, поддав ему ногой под зад, избавили его от последнего – иллюзий на свой исключительный счёт. Как оказывается, с принцами не везде считаются, а в некоторых, в таких как эта подворотня местах, вообще пошли дальше, и видят в принцах себе ровню.
И вот с такими мрачными мыслями, а что уж говорить о подавленном настроении, принц Уотский, сам того не заметив, оказался в этом кафе. Ну а как только от местных запахов пришёл в себя, то сразу же оголодал и решил сегодня себя ни в чём не ограничивать и заказать всё меню сразу и при этом в двойных порциях. А как решил, то вдруг вспомнил, что там, в неизвестной подворотне, у него забрали последнее, а без этого последнего, даже и на одну порцию картошки фри нечего рассчитывать (прямо-таки умнеет на глазах). Но как тут же выясняется, то с этими, за скобками выводами мы поспешили – непоколебимая самоуверенность, стоящая в его глазах и его взгляд сверху вниз на всех, говорил, что он всех тут, по-своему знает, а вот они его ещё его не знают (хотя обязаны знать).
С чем (с самоуверенностью), он и направился прямиком к Андрону, в ком он сразу же увидел близкое себе по духу лицо, которое просто обязано войти в его необычное положение и поспособствовать всему тому, чем он пожелает удовольствоваться.
И если смотреть на подошедшего незнакомца с его странным вопросом с этой стороны, то вполне объясняется, почему он так, через этот вопрос представился. Ведь все очень важные и представительные люди, только так: «Ты знаешь, кто я такой?», и представляются. И Андрон с такой версией представления этого незнакомца вполне бы мог согласиться, ведь он и сам не раз вёл себя таким представительным образом. Как, например, в общении с сотрудниками дорожно-постовой службы, где он частенько прибегал к подобного рода блиц-опросам. Так после того как они смели его остановить провокационным способом, с помощью оказавшегося на пути его автомобиля фонарного столба, он задавал им весьма интригующие вопросы: «Да ты знаешь, кто я такой?» или косвенный «А ты знаешь, кто мои друзья?».
Но что-то Андрону подсказывало (да хотя бы эти его руки, так нездорово поглядывающие на него со своего кулацкого